Толубеев Андрей Юрьевич

Народный артист России, лауреат Государственных премий
Толубеев Андрей Юрьевич, народный артист России, лауреат Государственных премий, лауреат Санкт-Петербургской независимой актерской премии им. В.И. Стржельчика (2004г.), лауреат премии "Общественное признание" Совета Федерации России, премии "Человек года", литературной премии "Петрополь", высшей театральной премии Санкт-Петербурга "Золотой софит" в номинации "Лучшая роль второго плана" за исполнение роли Джорджа Тальбота в спектакле "Мария Стюарт" (2006) и многих других. Кавалер "Ордена Дружбы".
А.Ю.Толубеев родился 30 марта 1945 года в семье ленинградских артистов Т.И. Алешиной и Ю.В. Толубеева.
В 1969 году окончил факультет авиационных врачей Военно-Медицинской академии им. С.М. Кирова. Но актерское призвание влекло и становилось определяющим в жизни замечательного мастера сцены, и Андрей Юрьевич поступил в Ленинградский Государственный институт театра, музыки и кинематографии на курс И.О. Горбачева. Будучи еще студентом-медиком, затем врачом, а потом и студентом ЛГИТМиКа, А.Ю. Толубеев участвовал в спектаклях знаменитого Театра-студии ЛГУ, где сыграл свои первые роли. 
В 1975 году А.Ю. Толубеев окончил театральный институт, и сразу же получил приглашение от Г.А. Товстоногова войти в труппу Большого драматического театра, где и прослужил тридцать три года. 
С первых же ролей в театре А.Ю. Толубеев заявил о себе как артист самобытного дарования, обладающий темпераментом, большой внутренней силой, наделенный притягательным сценическим обаянием, и отличающийся интеллигентностью актерской манеры. 
На сцене БДТ А.Ю. Толубеев сыграл более сорока ролей в спектаклях по произведениям мировой классики и современной драматургии, среди которых Терентий в "Жестоких играх" А. Арбузова, адвокат Фогг в "Пиквикском клубе" Ч. Диккенса, Джордж в "Нашем городке" Т. Уайлдера, Алексей в "Оптимистической трагедии" В. Вишневского, Нерон в "Театре времен Нерона и Сенеки" Э. Радзинского, Бальзаминов в "За чем пойдешь, то и найдешь" А.Н. Островского, Платон в "Мачехе Саманишвили" Д. Клдиашвили, Том в "Стеклянном зверинце" Т. Уильямса, Лопахин в "Вишневом саде" А.П. Чехова, Вурм в трагедии Ф. Шиллера "Коварство и любовь", Хор в "Антигоне" Ж. Ануя, Счастливцев в "Лесе" А.Н. Островского, Либеро во "Лжи на длинных ногах" Э. де Филиппо, Бернард Найтингейл в "Аркадии" Т. Стоппарда, Серж в спектакле "АРТ" по пьесе Я. Резы, Арбенин в "Маскараде" М.Ю. Лермонтова, Джордж Тальбот в "Марии Стюарт" Ф. Шиллера. Известен и любим А.Ю. Толубеев и по многочисленным ролям в кино и на телевидении, а их у него более семидесяти. 
Его персонажи, его герои, всегда были удивительно органичны и достоверны в проявлении своих чувств, ведь все они были плоть от плоти артиста, бесстрашно приоткрывавшего завесу в свой богатый внутренний мир. Его роли навсегда войдут в историю российского театрального и киноискусства. 
Андрей Юрьевич был не только чрезвычайно талантливым артистом, но и беспокойным, неравнодушным человеком многосторонних интересов: театральный педагог, общественный деятель (на протяжении нескольких лет А.Ю. Толубеев являлся председателем СТД СПб, а также членом многочисленных общественных организаций), ведущий цикла просветительских телепередач на канале "Культура". В последние годы А.Ю. Толубеев обратился к литературной деятельности. В своих пьесах и рассказах он творчески осмыслял современную жизнь и себя в ней. 
Умер А.Ю. Толубеев 7 апреля 2008 года. Похоронен в некрополе "Литераторские мостки" Волковского кладбища в Санкт-Петербурге.
Пресса
Жукова И. В поисках Андрея // PRO-Сцениум. 2010. №04(85). Апрель
30 марта народному артисту России Андрею Толубееву могло бы исполниться 65 лет…
Но 7 апреля будет уже два года, как его нет с нами. Время стремительно уносит события в прошлое – все дальше и дальше. Но вот парадокс - Андрей Толубеев в этом движении становится не меньше, а больше, ярче, как будто образ его наполняется удивительными подробностями, как будто находятся все новые и новые детали мозаики. И его Вселенная расширяется. При жизни человека многое кажется несущественным, а когда он уходит, мы начинаем пристальнее вглядываться и больше понимать. 
Мы предлагаем вам не портрет, а скромную зарисовку. Часть большой мозаики… 
Сергей ЛОСЕВ:
В последние годы перед театральным институтом Андрей активно занялся режиссурой в Студии Университета. Занимался он постановками по принципу английской пословицы: «Если хочешь чему-нибудь научиться – начни этому учить». И он учился. Весной 2009-го года, к годовщине смерти Андрея, студийцы возобновили один из его спектаклей – «Записки молодого врача» по прозе Михаила Булгакова. Это совсем молодые ребята, третье, если не четвертое поколение после Андрея, но с Владимиром Котовым во главе (студийцем, а ныне актером театра Комедии) они сумели восстановить атмосферу толубеевского спектакля, его театральную простоту и задушевность. 
…Вспоминая те давние дни, я удивляюсь, как мы сочетали учебу в наших серьезных вузах и, можно сказать, работу в театральной Студии? Именно работу. Ведь все же делали сами: привозили и ставили декорации, играли, разбирали и увозили их. Конечно, мы «работали» в ущерб нашей основной учебе. Конечно, студийные заботы, первые актерские успехи, а у Андрея и первый режиссерский опыт - определили наше будущее однозначно. Но мы, вроде, как-то не догадывались, вернее, не думали об этом. Не было времени… Помню, как я завидовал студийцам, поступившим в Театральный институт. Везет ребятам, будут, не отвлекаясь, репетировать, играть да еще деньги и за это получать. Причем я искренне не думал, что могу поступить так же. Как мне кажется, и Андрей тоже не думал. Он первые годы учебы в Военно-медицинской Академии любил то, что изучал, ему нравилась медицина, и он не мыслил себя, во всяком случае по началу, актером. Но потом театр победил «вечный запах формалина» и решил его судьбу. 
Елизавета ТОЛУБЕЕВА:
Меня поражало в папе странное соединение: с одной стороны - наивное восприятие мира, а с другой – удивительная ответственность за всех людей. Сколько ему звонили, просили помочь, и он не отказывал, помогал. И это было обычным делом, просто так надо. И это «так надо» воспитало меня. Не слова, которые он говорил, а то, как он поступал. Еще я чувствую, что во мне очень много от папиного мироощущения. Жизнь – веселая игра, но не в том смысле, что ты просто резвишься, а потому что получаешь удовольствие от всего процесса жизни. Веришь людям не потому, что нет плохих людей, а потому, что способен объяснить, почему человек поступает плохо и простить его. Для меня загадка, как папа смог через всю свою жизнь пронести и сохранить в себе способность воспринимать мир как ребенок. Эта его улыбка и лучащиеся детские глаза… Я понимаю, как невообразимо трудно сберечь в себе этого ребенка, когда вокруг столько жестокости, равнодушия, цинизма. 
Он обожал дурачиться, начинал говорить на каком-то тарабарском языке, создавал вокруг себя какое-то искрящееся существование. У папы была любимая фраза о победе кильманды над разумом. Я даже не знаю, откуда она появилась в нашем семейном общении. Вроде бы эта самая кильманда в переводе с какого языка означает «иди сюда». Но на самом деле это ничего не объясняет. Однако мы все точно знали, что имелось в виду, когда папа говорил: «Ну, это полная победа кильманды над разумом!». Мне кажется, что и это «кильмандовское» ощущение жизни я тоже взяла от папы. 
Марк КРЕМЕР:
Незаметно как-то я к Андрюше прикипел. И он ко мне. Трудно объяснить почему. Было какое-то взаимное удовольствие от общения… Незадолго до болезни он решился все-таки заняться живописью. Сам захотел. А собирался долго. По-моему, года два прицеливался. Потом я дал ему этюдник, подарил краски. Научил смешивать, чтобы получить какие-то средние тона. Он пошел к себе на озеро - на мостки - и хорошую штуку написал. Первый раз! Масло - очень тяжелый материал. Андрей, конечно же, очень одаренный человек. Если бы он занимался живописью, из него бы вполне получился художник. Это как с Симоновым: если бы он не был актером, он бы стал классным художником. 
…Последний раз мы виделись в городе поздней осенью. Пошли послушать, как он озвучивает Змея Горыныча в мультфильме. Потом зашли в ресторан. А там ему сразу: «Как мы вас долго здесь не видели! Андрей Юрьевич, как вы похудели, как вам хорошо! Вы для роли?». Когда возвращались, я ему сказал: «Ты чего так медленно идешь? Из-за меня? Я могу и быстрее». А он мне ответил: «Нет, Вениаминыч, я теперь так хожу…»
Вот сейчас думаю, почему я не написал его портрет? Странно. Нет ответа. Сам он не просил. Может, стеснялся? А сосед наш по дачи сделал его портрет. Андрюша сам ему заказал - помочь ему хотел. Ну, тот и написал. Прямо скажу - страшнее войны! Совсем другой тип человеческий, абсолютно! Андрей пришел и говорит: «Пройдись по портрету….». А я ему: «Нет, я его трогать не буду. Хочешь, напишу наново твой портрет…». Но так и не состоялось. А теперь, думаю, что надо. Пусть память останется. В Андрюшином домике его можно будет и поставить. Прямо на мольберте - простеньком, деревянном. Обязательно сделаю…
Так ведь я до сих пор и не верю, что его нет. Мне кажется, что он ушел. Уехал на гастроли. Его нету, но он есть, все равно есть! 
Екатерина ТОЛУБЕЕВА:
Я знаю - Андрюша ушел навсегда. И это - как молния. И нельзя выдержать. Мне раньше казалось, что я без него не проживу и дня. Умру. Но я же живу и это тоже такой парадокс. Какая природа хитрая штука. Мудрая штука. И я понимаю, что стоит жить, чтобы стать сильнее. Он учит меня и сейчас - как жить... И во имя его мне нельзя сдаваться. Но нет слов, чтобы высказать… Есть строки Цветаевой, которые мне дороги:
О, по каким морям и городам
Тебя искать? (Незримого - незрячей!)
Я проводы вверяю проводам,
И в телеграфный столб, упершись, - плачу. 
Валерий ДЕГТЯРЬ:
Книга, который Андрей Юрьевич отдал двенадцать лет жизни, называется «В поисках Стржельчика». А могла бы называться так - «В ПОИСКАХ АНДРЕЯ». Как благодарен я ему за его самоотверженность, за его силу, с которой он пробивался сквозь быт и путы жизни к своей цели – найти, постичь, обозначить в пространстве воспоминаний образ своего – его героя! – Владислава Стржельчика! Мы все стремимся к Истине. Мы хотим быть услышанными в этом мире. Мы желаем запечатлеть свой образ, свой лик на сайте жизни. Это не честолюбие, нет! Это оправдание своего существования в мире. Каждый из нас - подобие Бога! Каждый создает свою вселенную, и каждый имеет на это право, но только смерть дает нам эту возможность. Только она делает свое «доброе дело». Тебя воспринимают таким, каким ты БЫЛ. Каким был Андрей? Нет, не БЫЛ, а есть! Он рядом с нами. Нет, мы рядом с ним! В поисках Андрея…
P.S. Через несколько месяцев после твоего ухода, я встретил тебя под небесами. В прямом смысле и в смысле переносном. На колоннаде Исаакиевского собора. Твой голос приглашал в путешествие над Петербургом. Ты и сюда успел. Так это было неожиданно и в то же время закономерно. Кому, как не тебе, коренному петербуржцу, связанному с великим прошлым, трудным настоящим и загадочным будущим этого города, следовало быть там и вести людей – приезжих и здешних – по этому городу. Время и Место ты соединил воедино. Твой голос завораживал. Ты вновь созидал и творил на Полпути к Небу!

Подготовила Ирина ЖУКОВА

Березнякова Л. Он был актером с инстинктом врача // Невское время. 2009. 14 апр.
Год назад не стало народного артиста России Андрея Толубеева
Кто-то и сегодня открывает его для себя как режиссера, драматурга, писателя. Поэтому и нет ощущения, что Андрея Юрьевича уже нет с нами, ведь его талантов хватило бы на несколько жизней. Да и актерская династия Толубеевых не прервется. Его дочери – Надя и Лиза – собираются пойти по стопам отца и деда. 
У него был «инстинкт врача», и дело даже не в его первой профессии. Это, как и талант, дар свыше. 
Корреспондент «НВ» встретилась со вдовой артиста Екатериной Толубеевой.
 
– Екатерина Дмитриевна, каким был Андрей Юрьевич в последний год, над чем работал, о чем думал, мечтал? 
– Держался он замечательно. В последнюю осень на даче под Приозерском он много рисовал. Наш сосед, художник Марк Кремер, дал ему мольберт, краски. И он писал все, что видел: колодец наш, сарай, мостки на озере. Ему все было интересно: Вселенная, другие миры. Он торопился познавать! И даже задумал новую пьесу! Но успел написать лишь две-три страницы. Назвал пьесу «Заложник». Наверное, не случайно. 
– По сути, он и сам оказался заложником бешеного ритма, в котором жил... 
– Он слишком много брал на себя и в профессии, и в общественной деятельности. И всегда отвечал за это. Все делал в полную силу. Как он успевал справляться со всеми своими обязанностями, я до сих пор не понимаю. Можно, конечно, сохранять себя, лежа на диване. Но это — не для Андрея. Он жил насыщенно. И это был его путь. 
– На нем держалась значительная часть репертуара БДТ. Но, наверное, не все роли были ему по душе. Он когда-либо отказывался от ролей? 
– Никогда. Он мог играть все. Даже Арбенина, которого ему было трудно принять: он не понимал столь дикой ревности. Роль в спектакле «Ложь на длинных ногах» тоже не особенно радовала – ему казалось, что он не так ее играет. 
– А любимые роли были?
– Он замечательно играл Нерона в спектакле БДТ «Театр времен Нерона и Сенеки». Я сама не понимала, как он это делает. В память об этой роли даже кота нашего назвал Брутом. Но однажды он мне признался, что самые лучшие роли и самые лучшие годы были в университетской театральной студии. Он пришел туда еще будучи курсантом Военно-медицинской академии. 
– А как же БДТ времен «великого и ужасного» Товстоногова? 
– БДТ – это дом родной. Без Товстоногова его и не было бы. Ведь никто так не работал с актером, как Георгий Александрович. Поэтому он и создал уникальный актерский ансамбль, где каждый гениально «пел» свою ноту. Конечно, и сегодня есть хорошие режиссеры, но они, увы, зачастую лишь используют актера. Никаких открытий не происходит. А именно открытиями славились золотые времена Товстоногова. 
– Неужели ситуацию в театре не изменить? 
– Это очень сложное дело. И думать о нем должны, как мне кажется, все-таки режиссеры, а не артисты... 
– У Андрея Юрьевича была еще одна страсть – литература. Когда он успевал еще и писать? 
– Пьесу «Александрия» написал на даче за отпуск, очевидно, давно уже ее обдумывал. А потом читал нам за круглым столом. Ее поставил театр «Под самой крышей». Когда мы смотрели ее первый раз, он сказал: «Катя, мне кажется, что это хорошо». Спектакль и правда получился светлым, воздушным. Ведь пьеса о любви, о сильной доброй женщине, которая живет, увы, как в маленьком дурдоме: везет на себе работу, дочку со сложным характером, маму. Все от нее чего-то ждут. А она ждала своего ангела. Андрюша пытался вложить в эту пьесу всего себя разом, как любой начинающий автор. Отсюда, наверное, излишняя многословность, но он давал абсолютный карт-бланш режиссеру, не держался ни за что. Он же умный человек, понимал, что это первая проба. 
– А что это за история с письмом, которое в пьесе читает бомжиха? В одном из интервью он обмолвился, что ему действительно пришло подобное письмо. 
– Абсолютно чужая, незнакомая женщина из города Артемовска писала ему по три письма в год. Просила забрать сына Руслана из психбольницы какого-то города Постола, чтобы он поступил в духовную семинарию. Она и сама, видимо, была не совсем здорова: письма приходили без обратного адреса, просто в театр для Толубеева. Как тут поможешь? В пьесе он привел лишь отрывок из этого письма. 
– В последние годы Андрей Юрьевич загружал себя неимоверно – кино, телевидение, общественная работа…
– Ну, общественные работы у него были еще со школы, так он был отцом приучен. Да, в кино ролей было много. Но как он говорил, «с кино у меня романа не получилось». А еще каждые выходные он увлеченно работал над передачей «Музеи Санкт-Петербурга». 
– Он производил впечатление человека усталого, но неунывающего, легкого… 
– Да, он всегда умел пошутить, и мы много хохотали. Он вообще был смешливым. Да и праздники мы устраивали часто по поводу и без повода. Он умел радоваться жизни. Никакого самомнения у него не было. Мы шли по улице, и он отвечал всякому, кто говорил ему: «Здравствуйте». Когда переходил Исаакиевскую площадь, то здоровался и с милиционером. Если кто-то просил автограф, не отказывал, даже если был не в настроении. Он вообще очень уважал и понимал людей, причем разных. Андрюша из той породы, которая помнит свое древо и соблюдает заповеди: чти отца и мать свою и вообще старших. Он и сыном был замечательным. И с матерью, и с мачехой у него были прекрасные отношения. И вообще к женщинам он относился с очень глубоким почтением, как настоящий мужик, которых теперь мало. 
– Он был верующим человеком?
– У него Бог был в душе. А в конце жизни он и в храм ходил. Это естественно, когда ты тяжело болен и понимаешь, что ни на что, кроме чуда, ты уже не можешь полагаться. 
Вы знаете, Андрюша очень любил небо. Еще с юности мечтал летать в космос и выбрал себе соответствующий факультет. Но в космические программы его не взяли. Зрение подвело. На даче каждый вечер он звал меня: «Смотри, смотри, тарелка летит». У него каждую ночь тарелки летали. Космос для него оставался великим непознанным пространством. Он мечтал построить на даче высоченную башню, купить телескоп и смотреть на небо. Но не успел…

Беседовала Лидия БЕРЕЗНЯКОВА

Горфункель Е. Памяти Андрея Толубеева // Империя драмы. 2008. Май. №16
Андрей Юрьевич Толубеев не успел занять положения старейшины Большого драматического театра. Как раз входил в соответствующий возраст. Не успел также всерьёз заняться историей, до конца насладиться озёрной благодатью Ленинградской области, где он проводил каждое лето; не успел увидеть, как дочь станет актрисой. Вообще не успел постареть.
 
Успел много написать и издать, открыть в себе ещё один талант - литератора. Его пьесу “Александрия”, написанную в стиле Чехова-Арбузова, играли на сцене. И успел именно то, к чему звала его душа в молодости, чему сопротивлялся долго. Из врачей, да ещё врачей космическо-авиационного профиля он ринулся в актёры. Правда, проверил себя в знаменитом театре Ленинградского университета, и те, кто видел его там, помнят до сих пор Бальзаминова, Марата. В актёрскую профессию вскочил в последний момент и быстро нагнал и перегнал. Успел сыграть первого “сердитого” современника в “Жестоких играх” и последнего делового человека советской эпохи в “Последнем посетителе”. Андрей Толубеев из такой актёрской семьи, что его ранние сомнения были вполне понятны. Юрий Владимирович Толубеев – великий актёр, из тех, кто не готовит себя к лицедейству, а сразу становится мастером, в одночасье. Актёр органической природы, с невероятной густоты и могучести голосом, крепкой мужской фактурой, гениальной интуицией, мастер реализма, Юрий Владимирович не мог, даже того не желая, не подавлять сына. Отставить медицину (окончив Военно-медицинскую академию), перейти от “игры” в театр в Университете к театру как искусству, воспротивившись даже желанию отца, до конца не верившего в наследственность профессии – это главный поступок жизни. Надо признать, что Андрей Юрьевич, больше, чем окружающие, чувствовал себя в тени “кроны” Юрия Владимировича. Тем более, что часть актёрского таланта ему досталась от матери, Тамары Ивановны Алёшиной – лирической и светлой актрисы (в знаменитом “Небесном тихоходе” она играла роль Маши Светловой). Она прожила тихую жизнь и в искусстве (в Пушкинском театре) и вне его. Зажглась и потом светила неярким светом, но грусть в глазах и ямочки на щеках у Андрея Юрьевича были от неё. Честность и скромность в профессии, независимо от успеха и славы, заповеданные родителями, заставляли его жить, вдвойне оправдываясь – как актёра и как человека.
 
Не было в Толубееве крайностей актёрской профессии – мимолетного артистизма и мучительного самоистязания. Он был особенно хорош в тех ролях, где душа его и дух сопротивлялись. Он был актёром активного сопротивления. Я назвала бы его ещё трудным актёром. Он совсем не походил на ловцов ролей, тех, кто упоённо ждёт очередного выхода, в нём видит единственный смысл своей жизни, страдает от невостребованности, спасается в побочной работе. И дело не в том, что Толубеев не знал, что ему делать в свободное время (которого было немного), и не в том, что по наследству и по профессиональному и человеческому долгу он занят был на общественных должностях в Союзе театральных деятелей. Он “разбирался” с каждой новой ролью, видя в ней задачу, проблему, как разбирался и в деле о Доме ветеранов сцены, сказав однажды: “Пока я жив и занимаю это кресло, в котором сидел мой отец, Дом будет принадлежать актёрам”. Он сопротивлялся лицедейству, трансформации, он ждал убедительных мотивов, по которым можно было бы влезть в чужую шкуру – роль. 
Ему не нравился матрос Алексей (это я знаю от него), роль, на которую Товстоногов ввёл его, тогда ещё молодого, в “Оптимистическую трагедию” 1980 года за две недели до премьеры. Но роль-то как раз получилась. Это был какой-то угрюмый, упрямый, честный человек, ничего весёлого ни в революции, ни в женщине-комиссаре не находивший. Свою душу, как и свою улыбку, Алексей никому не раскрывал. В нём было роковое предчувствие гибели всего полка, которое оправдывалось и оправдывало его экзистенциальное раздражение. 
 
Не знаю, нравилась ли ему роль военного, полковника Кинчина в “Мотыльке”. Большая и занятная роль о тайном предназначении: вояка-профессионал, страдающий от грубости военного быта, некий слепок с чеховского или купринского офицера, штатского в мыслях, мечтающего о чём-то высоком, вдруг начинал репетировать Отелло под руководством рядового неизвестно какого пола. Шекспир наполнял содержанием жизнь этого советского неудачника с горячим сердцем, опять-таки спрятанном под толстым шинельным сукном. Там, в спектакле по пьесе Петра Гладилина, были эпизоды репетиций трагедии. Герой Толубеева (по замыслу авторов) сделал бы душу Отелло чувствительной, не затвердевшей в железе будней. Судьбы Отелло, Кинчина, и Толубеева должны были соприкоснуться. Сам же Андрей Юрьевич сыграл русский вариант Отелло иначе, куда более понятно и жёстко. Арбенин в “Маскараде” – думаю, большая и до конца не оценённая работа Толубеева. Немолодой деловой человек периода первоначального накопления – вот что они с Темуром Чхеидзе придумали. Современных вариантов такого человека хоть отбавляй в детективных сериалах (и сам он обаятельным недотёпой, хотя и не бандитом, был в “Криминальном таланте”). В “Маскараде” Толубеев заглянул туда, куда ни один серийный актёр заглянуть не успевает. “Дело” выжигает нутро начисто. Куда ни кинешь взгляд – пустота и ложь, ужимки “порядочности” и кривляния “женственности”. Стихотворную драму Толубеев ухитрился играть прозаически. Романтизм совместим с убийством по мотивам мнительности, ревности - у Лермонтова это красивая и чёрная связка. Арбенин Толубеева - здравомыслящий и расчётливый детектив на службе у самого себя. Романтичным оказывалось только его безумие – белый маскарад вокруг гроба, хрупкие звоны в воздухе – это уже за пределами жизни вообще. Арбенин в домашнем халате – какое снижение и какая жестокая правда. «Игрок» - исчерпывающе говорит о себе этот Арбенин. Игрок на бирже, хочется добавить. 
 
Это не значит, что актёр всегда выбирал прозу. У него был особенный романтизм - сжатый в кулак, упрятанный за хмурым взглядом, никому не доступный. Он играл влюблённого Вурма в “Коварстве и любви”. Нет, не влюблённого, а любящего и несчастного. Это был “человек, одетый в чёрное”, с зализанными волосами, вылезающий на свет Божий, то есть на сцену, из люка. Из тьмы. Как будто являлся на землю обыкновенный Демон, нашедший здесь необыкновенное существо, ангела в лице безответной и мужественной Луизы. Толубеев из маски шиллеровского интригана сделал образ зла, повергнутого любовью. Он открывал и закрывал спектакль – и это было поручение действовать и говорить от себя, от умного и гордого Вурма. Ни жестом, ни интонацией Толубеев не “играл”. .Но читалось всё: и непомерное честолюбие, и ревность, и выдержка, чтобы стерпеть любое унижение и тем самым себя не уронить. Парик, сброшенный с головы, лицо, в которое выплеснуто вино из бокала, поднос, выбитый из рук – Вурм мертвел от ярости, и это понимали все, кто на него смотрел.
Толубеев был актёром и человеком с чувством собственного достоинства. Он работал с режиссёрами значительными и разными – Товстоноговым, Аксером, Чхеидзе. Он был им нужен именно таким – цельным, принципиальным на сцене, послушным и сдержанным. Товстоногов называл его “Андрюша”, что на первый взгляд не вязалось с обликом крепкого, взрослого Андрея Юрьевича, но по сути он был “Андрюшей”. Он был Нероном, Джоном Проктором, Томом, Лопахиным, Банко, Счастливцевым, Тальботом – и везде Толубеевым. Его сценическое обаяние располагало к нему в любой роли. Сомневаюсь, что Нерон – точное попадание. Или Нерон был неотразимым хитрецом более, чем отвратительным чудовищем. Тома в “Стеклянном зверинце” он играл, как и следовало по пьесе – через воспоминания плавающего и путешествующего Тома, давно оставившего дом, мать, сестру. Сцены с ними показывали Тома-юношу, который мягок, как воск в тёплых руках. Комизм Толубеева – это наивность, рассеянность, неуклюжесть, юмор – и не больше, ничего лишнего. Таким был Аркашка Счастливцев, комик-простак, его путь не в Керчь или Вологду, а к пристани, где можно притулиться и успокоиться от бурной и беспорядочной актёрской жизни. Страстный Тальбот в “Марии Стюарт” – человек государственного ума, гуманист, примиритель, до последней возможности борющийся за целесообразность власти. Его Серж из “АРТа”, очаровательного спектакля на троих, не выделялся как знаток изящных искусств, но здравого смысла в нём хватало, чтобы не пасовать перед высоколобыми приятелями. Дружба – важнее, думал простодушный Серж. 
 
Андрей Толубеев всегда был не только актёром. В его повести “Похороны царя” захоронение царских останков в Петропавловском соборе сопряжено с воспоминаниями о похоронах “диктатора”, императора театра Георгия Александровича Тостоногова. Смерть Товстоногова паралелльна событиям совсем другого рода. Паралелльна и противоположна – Толубеев хочет это доказать. В этом случае он историк с современным кругозором, с “уважением к истории”. Отрывок из повести, напечатанный в “Собирательном портрете” - в общем, не о Товстоногове. Скорее исповедь и покаяние актёра-человека, который в коллективном деле умел докопаться до своей личной вины и совеститься ею, несмотря на счастье для него этого самого пожизненного коллективного дела. Будучи глубоко порядочным человеком и по убеждениям демократом, он не решил для себя, нравственно ли соединение диктатуры и совершенства. Видел и совершенство, видел и диктатуру в одном лице. Простил второе ради первого. Потому что был Актёром. 

Елена Горфункель