Татьяна Ткач 

Действующие лица: Мария Лаврова 

Театральный Петербург 

 №19 2005

 

Мария Лаврова начинала свой творческим путь в ТЮЗе. И сыграла там немало ролей. А спектакль с ее участием «Преступление и наказание» в постановке Григория Козлова стал приметным событием театральной жизни всей России, до сих пор вспоминается театралами. Сегодня Мария Лаврова ведущая актриса Большого драматического театра им. Г. Товстоногова, лауреат Государственной премии России. Ее по праву можно считать одной из самых востребованных в театре актрис.

- Будучи столь плотно занятой в репертуаре, ощущаете ли тяжесть не только творческой, но и физической нагрузки?

- Не столько все же физической, сколько нервной и психологической: после спектакля очень долго приходишь в себя, трудно уснуть - ходишь, маешься. Вообще ночь после спектакля - очень тяжелая, А физической усталости, как прежде, уже не испытываю. Нет уже ролей, какие были в ТЮЗе, когда я лазала по канату, прыгала. Был такой спектакль «Сон на Нере» по пьесе А.Н. Островского «Снегурочка», где я играла Купаву. Придумали почти цирковой номер: я очень высоко взбиралась по канату, потом падала... Вот там действительно была физическая нагрузка. Или, скажем, спектакль «Ронья - дочь разбойника», где мы перепрыгивали полутораметровый пролом на пятиметровой высоте. Это было страшно, даже просто психологически, И перед каждым спектаклем мы туда залезали, пару раз перепрыгивали, чтоб убедиться в том, что трюк получается.

- Что для вac театральная школа? В «Преступлении и наказании» вам довелось играть с однокурсниками, ощутили тогда глубинное сродство?

- Конечно. Вообще, спектакль «Преступление и наказание» подарил радость. К окончанию института от постоянного, плотного ежедневного общения друг другу уже надоедали, и под конец с трудом переносили недостатки характеров, Но прошло пять лет, нас разбросала жизнь, мы разбежались кто куда. Некоторые работали со мной в ТЮЗе, другие еще где-то. И мы вдруг поняли бесценность той школы, что нам дали, того, что было в нас заложено, и нам так захотелось опять поработать вместе: когда можно говорить на одном языке, не надо подолгу ничего объяснять, просто смотришь друг на друга, и все понятно - это очень важно. Во всяком случае, я с такой радостью, с таким восторгом работала в «Преступлении», и, честно говоря, мне лично теперь этого очень не хватает, не хватает единомышленников на сцене.

- Не все остаются в профессии, а ваш выпуск на виду...

- Не могу сказать, что все уж очень известны, остались в профессии. Выпускалось двадцать человек, из нас актерами в Питере работают Нарина Солопченко, Алексей Девотченко, Дмитрий Строев, Дмитрий Бульба, Алексей Федькин. Да и Леша Девотченко от нас ушел в армию, потом вернулся к Додину.

- Вы работали в ТЮЗе. Проблема тюзовского актера возникала? Все-таки зачастую приходится бороться с детской аудиторией, существует угроза «тюзятины», говоря на театральном жаргоне.

- В ТЮЗе были очень сильны традиции, заложенные Брянцевым, Корогодским. Потому и не было никакой «тюзятины», никогда. Напротив, была замечательная школа, особенно для молодого артиста, который только окончил институт, и ему нужно играть, играть, играть, чтобы нарабатывать опыт, побороть обуревающий перед выходом на сцену страх. И потому ТЮЗ - это замечательная школа. А что касается детского зрителя, для ценя не было с ним проблем. Хотя играть для детей трудно: они удивительно живые, очень отзывчивые, и когда им скучно, они не будут интеллигентно сидеть, позевывая, ждать, когда что-то увлекательное начнется. Они проявят активность и дадут понять, что им скучно. Но когда им интересно, то с запиранием сердца смотрят, слушают, тишина стоит такая... Дети - благодарные зрители: всегда понятно, плохо или хорошо существуют актеры на сцене. Просто у нас никогда не было такой специфики в институте, мы никогда не собирались работать в ТЮЗе, не для того, думали, учились.

- Как восприняли вы приглашение Адольфа Шапиро играть роль Ани в его спектакле «Вишневый сад» на сцене БДТ? Как испытание или же подарок судьбы?

- В силу юношеского инфантилизма я даже не думала, что период ТЮЗа закончится и начнется жизнь в БДТ. Мне казалось, что буду и в ТЮЗе, и в БДТ работать. Но в реальности так не получилось. И к лучшему. Если б я знала, что доигрываю последние спектакли, мне было бы очень горько, и я бы тяжело пережила переход, А так как я думала: «Ну ничего, попробую», - то смена театров оказалась достаточно легкой, К тому же я попала в «Вишневый сад», где роль Ани, тоже в силу юношеского инфантилизма, казалась мне легкой: «Ну что тут делать-то, Дню раз плюнуть сыграть». Я получала огромное удовольствие от того, что выхожу на сцену с Басилашвили, Фрейндлих - и на какую сцену! Сцену, которую помню с детства,

- Что из увиденного в детстве запомнилось как самое яркое театральное впечатление?

- Помню, что сидела на генеральных репетициях «Ревизора»... Я была маленькая. То ли болела, то ли меня не с кем было оставить, и по утрам я сидела на репетициях. Потом «Ревизор» часто шел с утра по воскресеньям, и меня родители брали с собой в театр, Еще врезались в память сцены из спектакля «Тихий Дон». Там папу моего Юрий Демич расстреливал. Папа был весь в белом (одет в исподнее), и страшный Демич из ружья в него стрелял, У папы была заряжена капсулка с красной краской, и по белой рубашке струилась алая кровь... Демича я возненавидела» И помню, когда его встречала за кулисами, мне хотелось ему как-то отомстить.

- Вы испытывали тогда детскую влюбленность в актеров и в актрис?

- Это чувство зародилось к Демичу. Ненависть к нему переросла в любовь: Юра был замечательным артистом, очень красивым человеком, к тому же он подогревал интерес к себе, оказывая мне различные знаки внимания.

- Сейчас вы играете в спектаклях, которые принято называть интеллектуальными, причем нередко с некой метафизикой: в «Копенгагене» - встреча душ, «Аркадия» - путешествие во времени и пространстве, даже в «Двенадцатой ночи», в комедии, возникает философский мировоззренческий поединок. Каково вам существовать в интеллектуальных драмах, исследовать «движение мысли»?

- Когда мы в первый раз прочли пьесу «Аркадия», у нас волосы встали дыбом, мы ничего не поняли. Наука наукой, литература литературой, Байрон Байроном, но должны быть взаимоотношения между людьми, и вот их мы совершенно не поняли. Но эстонский режиссер Эльмо Нюганен - замечательный, талантливый человек, с присущей северным людям медлительностью (и вместе с тем проницательностью), как-то это все разложил, объяснил. Я не знаю, какой это театр - интеллектуальный или психологический. Это театр, исследующий взаимоотношения людей. И в «Копенгагене» мы не рассказываем про атомы и атомные взрывы, а играем историю про людей, про их привязанности, ошибки, боль.

- В спектакль по пьесе Шоу «Дом, где разбиваются сердца» опять-таки возникает интеллектуальный парадокс...

- Ну что значит интеллектуальный?! Прежде всего, для меня важно, что там показана женщина, которая любит. И она в этой любви, если можно так сказать, увязла, находится в безвыходном положении. А то, что она интеллигентный человек, так это просто данность...

- «Двенадцатая ночь» - комедия, причем комедия положений, где вы, играя Виолу, переодеваетесь в мужское платье. Но атмосфера на сцене чуть печальная. Вы играли драму любви и не пытались найти ничего смешного?

- Для меня Шекспир - не автор комедий положений. Он гораздо объемней, в его пьесах такая загадка неразгаданная. Его пьесы - полет в космос. Там столько всего! И Гриша Дитятковский ставил «Двенадцатую ночь» по-своему, не как комедию положений. Там показана даже не драма любви, а трагедия человека, который остается один на пустом берегу и никакой перспективы в жизни не видит. Сколько таких ситуаций бывает у нас в жизни, когда случается настоящая трагедия и возникает ощущение, что дальше жить невозможно. Шекспир это так замечательно показывает.

- В спектакле, во всяком случае, в истории вашей героини, ощутима трагедия одиночества. Вам знаком опыт одиночества?

- По-моему, в одиночестве нет трагедии. Это нормальный порядок вещей. Человек изначально одинок. Он рождается один, в самый свой первый момент, и в самый свой последний момент он остается один. И всю свою жизнь человек, по большому счету, одинок. Один на один с собой и с Богом, Я не вижу в этом ничего трагичного, таков порядок вещей.

- Но случались же чудеса?

- Если б не было чудес, наша жизнь была бы ужасна. Господь посылает такие чудеса... Той же Виоле, которой казалось: уже незачем жить и некуда стремиться. Вдруг ей посылается любовь. А любовью все спасается. Так же у меня и в жизни, наверное...

- У вас растет дочь, вы бы восприняли как чудо или как драму ее желание пойти по вашему пути, продолжить актерскую династию?

- Я восприняла это как нормальный ход событий, шаг, абсолютно естественный: куда же ей деться - у нее три поколения артистов в семье. Оля хорошо учится, она абсолютно самостоятельный человек, что меня тоже радует, а в каких-то ситуациях даже мудрее и взрослее меня - и это меня тоже радует, потому, что мне хорошо, у меня есть товарищ рядом, который мне подскажет что-то в трудный момент. Что же касается ее будущей профессии, то, наверное, многое предопределено изначально.

- Не припомните последнее маленькое чудо, которое подарила жизнь?

- Да что-то случается каждый день. Я сегодня проснулась, открыла глаза и подумала: «Вот еще один день - это же чудо!

Беседу вела Татьяна ТКАЧ