В БДТ имени Товстоногова прошла мартовская серия диалогов после спектакля «Что делать». Это такой особый публичный проект, в рамках которого зрители и приглашенные эксперты высказываются на темы, затронутые, по мнению организаторов, в спектакле Андрея Могучего и романе Чернышевского. В январе прошла первая серия таких встреч, в марте – еще одна, обещано продолжение.
Такие послеспектакльные обсуждения «на зрителе» обычно являются вынужденной мерой – к мнению публики прибегают как к последнему аргументу в закулисной борьбе или в битве театра с начальством. В европейских театрах встречи деятелей искусств и зрителей являются частью рекламно-просветительской программы (и обсуждений не предполагают). Изредка формат театральных встреч используется, чтобы подчеркнуть значимость того или иного сценического явления.
И дело не в том, что театрам неинтересно мнение зрителей (напротив, оно в целом ряде случаев для них куда дороже мнения критиков – особенно когда спектакль плохой и можно заявить: «А народу нравится»), но на плотное общение после большого спектакля у его создателей обычно просто нет ни сил ни времени. Да и сам этот диалог – за редкими исключениями – оказывается более трогательным, нежели содержательным. Все-таки выслушивать бесконечные «мне очень понравилось/не понравилось», «большое спасибо» и «что вы хотели этим сказать?» можно какое-то ограниченное время.
Нельзя с уверенностью утверждать, что и открытые профессиональные обсуждения (на фестивалях или когда театр – особенно провинциальный – специально приглашает столичных критиков) бывают много полезнее, хотя, безусловно, при желании нечто содержательное оттуда можно вынести. Но чаще всего все эти обсуждения – это вежливая имитация пламенной жизнедеятельности.
Так было еще буквально позавчера. Сегодня же, когда субкультура ИМХО (не предполагающая никакой скромности в ключевом «Х») распространилась чрезвычайно и свое мнение по любому поводу считают необходимым высказывать даже те (в основном те), кого решительно ни о чем не спрашивают, формат «обсуждений» вышел на новый уровень. Более того: этот формат из культурно-просветительского рискует стать собственно театральным.
«Суды над литературными героями» были страшно популярны в обществе перед Первой мировой войной и революцией. Сегодня, когда вести из залов суда (в том числе – и над театральными деятелями) стали частью нашей жизни, когда – в поисках исторических параллелей – стал проявляться интерес к старым делам и возникать спектакли под названием «Суд над тунеядцем Бродским», диалоги после спектакля могут смело претендовать на собственное место в театральном процессе. Да и само понимание театральности давно уже перешагнуло сценические рамки, и зритель (в том числе актер и режиссер), наблюдающий на публичном обсуждении за муками косноязычного монолога своего соседа, вполне может насладиться представлением, частью которого он является.
Зачем все это нужно сегодняшнему БДТ, казалось, совершенно очевидно. Премьера «Что делать» – первая премьера большой сцены после реконструкции и потому более важная для театра, чем «Алиса», – не прогремела достаточным образом. Замах оказался сильнее удара, радостная ажитация, вызванная названием спектакля (нечто в духе «ну вот сейчас-то Могучий нам все расскажет, а им всем покажет») сменилось вежливым сдержанным разочарованием. В спектакле было много занятного, но события в целом не случилось. И разговоры о халве, то есть, прошу прощения, о спектаклях, которые рождаются в диалоге с публикой, тут пришлись весьма кстати. Более того, если бы БДТ вместо сценического действия предъявил серию открытых обсуждений романа Чернышевского и назвал бы это спектаклем «Что делать» (с сохранением, допустим фигуры Автора в невозможно обаятельном исполнении Бориса Павловича) – то, право же, даже записные ретрограды вроде меня сочли бы это убедительным и оригинальным.
Но театр, вопреки заветам Кости Треплева, предпочел старые формы взаимодействия с публикой. Мартовские бдения были разбиты на четыре темы: о новых людях, об отношении искусства к действительности, о науке и о том, «существует ли женщина». На последнем обсуждении мне и удалось побывать. В нем, помимо публики, собравшейся в буфете БДТ (куда, понятно, поместился не весь зрительный зал), принимали участие куратор, антрополог и историк моды. «Существование женщины» сомнению не подвергалось (особенно 8 марта, когда и проходило мероприятие). Ведущими было предложено обсудить героиню Чернышевского как образец для подражания женщин в советское время, но их предложение не встретило интереса. Одна из дам-спикеров сделала краткое популярное сообщение на тему истории мирового феминизма, другая поделилась пикантными подробностями из жизни Коко Шанель и Катрин Денев.
Обсуждение очень быстро свелось к вопросу: «Делает женщину счастливой работа или семья?», но, к счастью, присутствовавший там антрополог прервала этот устный выпуск провинциального дамского журнала, заметив, что человек как личность («даже женщина») не является производным от отношений, а в спектакле речь идет об опыте экзистенциального переживания. Зрители, получившие микрофон, как водится, благодарили театр за все, подчеркивали, что женщина – это очень важно, рассказывали, какие слова им понравились в книжках по психологии, и даже читали вслух, сбивчиво, но вдохновенно, стихотворение Симонова «Жди меня». Целиком. Когда разговор зашел об увеличении продаж мужской косметики, уже мало кому было интересно, с чего все началось и «что делать».
Неважность задаваемых вопросов и невнятность полученных ответов искупались той приподнятой взволнованной атмосферой, ради которой, похоже, все и затевалось. Движуха состоялась. Понятно, что этот спецпроект не столько преследовал рекламные цели (на увеличение или уменьшение продаж билетов «диалоги» вряд ли повлияют), сколько стал сигналом к переформатированию БДТ как современного художественно-общедоступного пространства. Эйфорию, случившуюся в театре по этому поводу, трудно разделить.
Если бы не одно «но». Спектакль-то стал намного лучше. Андрей Могучий со времени премьеры всерьез поработал над исходником, решительно вымарал выспреннюю псевдосимволистскую графоманию, внес определенность в диалоги «старого и нового», уточнил несколько важных мизансцен, переделал финал. Словом, которое стало особенно слышно со сцены, стало слово «война». Кажется, еще чуть-чуть – и создатели спектакля сформулируют, наконец, главный вопрос, который они задают материалу.
И если ради этого нужно, чтобы в БДТ приходили люди и обсуждали технику оригами, англо-бурскую войну или результаты футбольных матчей, то, право же, результат стоит того. В конце концов, отношения искусства к действительности, как водится, весьма запутанны
Федеральное государственное бюджетное учреждение культуры
«Российский государственный академический Большой драматический театр имени Г. А. Товстоногова» • Санкт-Петербург
Для улучшения работы сайта и его взаимодействия с пользователями мы используем файлы cookie. Продолжая работу с сайтом, Вы разрешаете использование cookie-файлов. Вы всегда можете отключить файлы cookie в настройках Вашего браузера.
