Оксана Кушляева

Легкий способ справиться с панической атакой

Петербургский театральный журнал 

Август 2015

 

И. Вырыпаев. «Пьяные». БДТ им. Г. А. Товстоногова.

Режиссер Андрей Могучий, художник Александр Шишкин

Пьеса Ивана Вырыпаева «Пьяные» как ночной кошмар, в котором тебе бесконечно озвучивают все изречения, найденные по запросу «Статусы ВКонтакте про жизнь». Когда я слышу этот текст, мне становится нечем дышать, спина покрывается холодным потом, я отделяюсь от своего тела и от всего остального мира, я беззвучно кричу, я корчусь от ужаса, но никто меня не слышит… Паническая атака.

Спектакль Андрея Могучего «Пьяные» начинается с маленького «коуб-фокуса» («коубы» на интернет-сленге — короткие видео, зачастую наложенные на неожиданное и не совпадающее по скорости звуковое сопровождение, способные оказывать сильное психоэмоциональное воздействие). На закрывающий сценическое пространство экран транслируется видеоролик: развеселые пьяные пляски из неопознанного индийского кино озвучены ведической мантрой в меланхоличной интерпретации Маниша Вьяса, а титры, идущие поверх видео, цитируют Омара Хайяма: «Буду пьянствовать я до конца своих дней, Чтоб разило вином из могилы моей. Чтобы пьяный, пришедший ко мне на могилу, Стал от винного запаха вдвое пьяней!»

Развеселый болливудский треш, соединенный постановщиками спектакля с ведической мантрой и персидской поэзией, производит примерно такой же эффект, как Вуди Аллен, отплясывающий под композицию группы Агаты Кристи «Я на тебе как на войне» (популярный «коуб» «Пьяный интеллигент»). И в том и в другом случае — бесконечный повтор и подмена старых значений новыми. Так, с одной стороны, мантра от Маниша Вьяса насильно заставляет тебя принять пьяные конвульсии за богослужение, а с другой, песнь о любви к богу переводится стихами Хайяма о любви к пьянству. Все вместе это идеально объясняет логику пьесы «Пьяные» — этакую проповедь, которая сама себя деконструирует, высмеивает, потом, восстав из пепла, звучит пафосно и громогласно, а через секунду опять отрицает себя. И этот коуб-эпиграф, в общем-то, исчерпывает пьесу.

Тут бы можно ставить точку, но дальше начинается самое интересное. Экран поднимается, и актеры выходят на расположенные под наклоном гимнастические маты. Перед нами Марта (Карина Разумовская) и Марк (Валерий Дегтярь), они начинают играть крайнее опьянение как цирковой трюк. Их танец из падений, кувырков и подъемов — прекрасный отработанный номер, но это как раз вполне ожидаемо, такое начало разрешает тебе думать, что и весь остальной спектакль будет привычно (для драматурга и для режиссера) формальным по способу существования. Однако чем дальше, тем отчетливей в «Пьяных» прорастает совершенно другой сценический закон. И Валерий Дегтярь в роли смертельно больного директора фестиваля, и другие вырыпаевские Лоуренсы, Густавы, Лоры, Карлы и Линды в исполнении Василия Реутова, Дмитрия Воробьева, Марины Игнатовой, Анатолия Петрова и Елены Поповой вдруг обретают плоть, кровь и нервную систему. Золотой состав БДТ играет опьянение так самозабвенно, подробно, с таким азартом, что, несмотря на все мертвые слова пьесы, мы видим на сцене не функции и не коверных клоунов, а пьяного человека как человека смертельно испуганного.

Две роскошные интеллигентные пары — Елена Попова и Анатолий Петров, Дмитрий Воробьев и Марина Игнатова, — кажется, самые напуганные из этих прекрасных мещан. И вырыпаевские тексты уже не так мучают, в памяти остаются не они, а, например, завалившийся за скамейку Василий Реутов, танец подгибающихся ног Марины Игнатовой, ее растерянные интонации человека уже не управляющего ни речевым, ни вестибулярным аппаратом и оттого так невыносимо беспомощного. Вот муж ее героини, Густав (Дмитрий Воробьев), вдруг разглядел любовь всей жизни в первой встречной нетрезвой девушке, и к опьянению Лоры добавляется еле сдерживаемая паника, паника невозмутимейшей из женщин, у которой во всех смыслах земля уходит изпод ног. А вот Елена Попова вслед за Василием Реутовым манифестирует «Не ссать!», и, естественно, оба срывают аплодисменты, потому как это «Не ссать» — по всем правилам накопленное, рожденное на сцене.

Замедленная речь, заторможенная мимика, раскоординированность тела — все это не проблема для актеров БДТ, но у старой гвардии получается сыграть еще и человеческую беспомощность перед надвигающимся ужасом смерти, перед одиночеством, от которого не спасают никакие мантры, внушения, никакие пророки, старые или новые.

В «Пьяных» Виктора Рыжакова (МХТ им. А. П. Чехова) наклонный пандус задавал способ существования — условный, максимально отстраненный. В спектакле Могучего сценическое пространство скорее обманывает ожидания, совершенно не диктуя способ существования. Актеры не изображают одну лишь потерю равновесия и частые сближения с поверхностью земли. Речитатив Вырыпаева играется как классический текст, подробно, с удовольствием, даже с культом игры. И это дает удивительный эффект: становится очевидно, что Пророк, Генератор Мудрых Мыслей и Великий Гудвин драматургии более всего похож на пойманного за руку наперсточника, предмет манипуляций которого «слова, слова, слова…». Как мантры, наложенные на болливудские танцы, вдруг меняют твой угол зрения, дают верную оптику, так и способ существования в спектакле Андрея Могучего вдруг убеждает, что это не у тебя паническая атака, а сама пьеса словно бы и есть такая зафиксированная в буквах и словах человеческая паника, приступ ужаса перед смертью, от которого не спастись ни алкоголем, ни любовью, ни шутками про рак, ни чередованием слов «Шепот господа в твоем сердце» и «Смерти нет, прекрасная Гульбахар», ни другими компульсивными ритуалами.

Упрямый герой Анатолия Петрова твердит, что его мать жива, словно самим неприятием факта смерти сможет вернуть ее к жизни. Его жена, изрекающая «Не ссать!», спасается таким образом, но и ее способ явно не самый лучший. Герой Валерия Дегтяря, живой труп с бейджиком, появляющийся в спектакле чуть ли не в каждой сцене, заклинает «Смерти нет…» и при этом, словно бы уже окончательно став персонификацией «костлявой», не больным раком директором кинофестиваля, а ожившей раковой опухолью, душит в финале спектакля героиню Ульяны Фомичевой, проститутку Розу.

Пьяных на сцене БДТ все-таки настигает смерть, она приходит, выдергивая нас в совсем иную театральную реальность, от царства слов Ивана Вырыпаева и от «большого стиля» игры актеров БДТ — в ультранатурализм актрисы Ульяны Фомичевой, в чистую органику жизни и предсмертных конвульсий ее героини, для которой подмостки БДТ, кажется, слишком высоки, настолько близка она к почве. Ульяна Фомичева, оказывается, может быть самым радикальным ингредиентом в этом спектакле, сделанном по законам коуб-видео, ее задушенная проститутка, акт ее смерти — этакая отрезвляющая пилюля, добавленная в коктейль «Пьяные».

Август 2015 г.