Оксана Кушляева

Балаганчик Андрея Могучего

Петербургский театральный журнал

№2 (92) 2018

«Три толстяка». Сценическая версия театра по мотивам произведений Юрия Олеши.
БДТ им. Г. А. Товстоногова. Режиссер Андрей Могучий, художник Александр Шишкин

Из трех спектаклей Андрея Могучего по мотивам романа Юрия Олеши «Три толстяка» (два из которых уже вышли в свет) я видела один — первый, то есть только «пилотный» выпуск этой большой театральной саги. И теперь медлю с продолжением просмотра. Наверное, потому, что после законченных и совершенных предыдущих спектаклей Могучего — «Грозы» и «Губернатора» — первая часть «Толстяков» кажется совершенно безумным театральным трипом, прекрасным именно своей незавершенностью, бесконечностью и безначальностью.

Андрей Могучий начинает спектакль с прямой цитаты из киносаги «Звездные войны», по черному экрану убегает в космическую черноту краткое содержание предыдущих серий. Первый эпизод «Трех толстяков» можно с легкостью назвать и вторым, и третьим, и четвертым, мы с ходу попадаем в гущу запутанных событий, в поросшую плесенью лабораторию ученого Гаспара Арнери (Александр Ронис), который, кроме озвученной им логореи, страдает, кажется, еще амнезией и социофобией. На нас то налетает рой Мотыльков знаний, сеющих добро и непроверенную информацию, добытую любой ценой, то посещают Розовые дамы, отряд светлой космической энергии, крайне темно выражающей свои мысли. И тут же льется театральная кровь, ездят и стреляют внушительные карнавальные танки, затем на сцене вздувается цирковой шатер, над головой зрителя разгуливает красноштанный канатоходец Тибул, пока под куполом или над куполом циркового шатра упражняется огневолосая, в платье, шитом из бархатного вымпела, гимнастка Суок.

Весь этот симультанный театральный мир как будто только представляется, крутится перед нами, показывая свои бока, один прекраснее другого. Мы никуда не торопимся и можем провести достаточное количество времени, например, с Мотыльками знаний, потому что время с этими Эриниями-комсомолками проходит незаметно. А вот сюжет никуда не денется, никуда не денутся Толстяки, удостоившиеся здесь только упоминания, и наследник Тутти, присутствующий в виде динамического билборда с собственным смеющимся изображением.

Эта незавершенность, возведенная в правила игры, освобождает не только создателей спектакля, но и зрителя. Возможно, в этой карнавальной феерии есть политические смыслы, доставшиеся в наследство от Олеши, но о них можно сейчас не думать, о них лучше подумать, увидев все три части. Может быть, здесь и идет речь о противостоянии весьма несимпатичных революционеров Тибула и Суок и весьма узнаваемой правящей элиты: правительственных чиновников, министров войн и развлечений и их пресс-секретарей, — но центральное место в первом эпизоде «Толстяков», озаглавленном «Восстание», занимает балаганчик дядюшки Аугусто (Дмитрий Воробьев) со всей его пестрой братией. Аугусто—Воробьев, большой помятый дядька совсем без ног, в чуднoй инвалидной коляске, похож одновременно на двух ныне покойных театральных вождей, основателя «Комик-треста» Вадима Фиссона и праотца доброй половины петербургского авангарда Бориса Понизовского. А балаганчик его очень похож на петербургскую театральную братию начала девяностых, пеструю, безбашенную, дикую. И весь этот безумный театр военных действий: танки, пушки, штурм крепостной стены — он про разномастных театральных вояк, всегда имеющих в рукаве десяток-другой гениальных прожектов и пару запрятанных мужских ног. Дядюшка Аугусто Воробьева напоминает и цыганского барона, и главу мафиозного клана, и доброго волшебника, непобедимое обаяние этого заросшего щетиной патриарха ведет за собой как безобидных комедиантов, так и всевозможных радикалов с пугающими идеями. Комедиантов на виражах истории, как водится, собьет шальная пуля, как, впрочем, и самого Дядюшку, а революционеры полетят дальше штурмовать классические здания, видимо, чтобы потом, когда уже одолеют всех-всех противников и возьмут все крепости, оглянуться назад и вспомнить тот бедный, но свободный непобедимый балаганчик.

Май 2018 г.