Валерий Ивченко

Драматургия тайны 

Арт-Питер 

№3(13) 2010

Валерий Ивченко на творческой встрече в Доме Актера рассказал о вере в любовь: Театр – это встреча артиста и зрителя. Искусство театра возникает в момент этой встречи, все остальное – лишь подготовка к ней. От того, кто приходит на спектакль и зачем, во многом зависит качество искусства. Если приходит талантливый зритель, спектакль «вырастает». Если бездарный – увядает. Для меня всегда было важно (сейчас я особенно осознанно отношусь к этому), что я могу сказать зрителю, ведь ежевечерне выходить на сцену и занимать три часа времени тысячного зала – огромная привилегия актера. Это большая ответственность. Надо выйти с чем-то. Там, в зрительном зале, все видно, все читается. Видна не только та роль, которую ты играешь, но и то, кто ты такой на самом деле.

Василий Васильевич Розанов говорил о том, что актер – это абрис, в который Господь забыл вложить душу. Это очень серьезное и спорное утверждение. Но в тоже время оно подчеркивает важную мысль: театр – дело смертельное, гибельное дело. Он может убить и убивает, как любое искусство. Он, как мотыльков, манит к себе и, в тоже время, все расставляет на свои места. Лампа горит, подходишь ближе, а под ней целая гора трупов. Не случайно говорят, что искусство требует жертв.

Слава Богу, сейчас это не так, но раньше я думал, что смысл моей жизни – сцена, что только на сцене ты живешь полной жизнью, ты раскрываешься. А прочее – это только «преджизнь».

Сейчас я думаю по-другому. Я – человек верующий. Для меня значимо, почему я сегодня занимаюсь искусством. Почему я служу в театре? Можно ли служить Богу талантом, если он есть у человека? На эти вопросы нет однозначного ответа. Если я пойму, что невозможно, я уйду из театра.

Вера исчезает из нашей жизни. Мы живем в период, который называется «постхристианство». На Западе христианство уже ушло, у нас еще остался небольшой островок. Одно время нас пугали озоновыми дырами – озон уходит из атмосферы! Постхристианский этап в истории человечества – это огромные озоновые дыры,   через которые уходит любовь. А без любви жить невозможно, все, что противоположно любви, – смерть.

В 1959 году, когда я пришел в театральную студию, первым, что навсегда мне запомнилось, стало знакомство с Чеховым и Шекспиром. Чехов – главный драматург в моей жизни. Его творчество излучает такой свет тепла, сострадания и сочувствия человеку. Наше время отличается от чеховского тем, что мы говорим правду, а правду о человеке нельзя говорить без любви. Если не любишь человека, ты говоришь о нем, как о животном, кажется, что и жизнь наша – мрачная, гниющая. Человек как средоточие инстинктов? Нам говорят, что не надо бояться этого, что надо освобождаться.

От чего освобождаться? От высоты? От духовного полета? Если рассматривать человека как животное, его жизнь – прыжок с крыши. Прыгай вниз! Чтобы ощутить полет, который заканчивается смертью, ощутить на секунду чувство парения. Но любовь, Бог призывает нас взлететь, а не упасть. Встреча артиста и зрителя – это тоже мгновение любви.

В моей жизни был удивительный, счастливый момент. Я играл Астрова. Один из самых пленительных образов в мировой литературе. Наверное, любимый персонаж Чехова, потому что Чехов очень много себя вложил в него.

Просыпаешься утром… Днепр… Красавец Киев… Ты встаешь с ощущением счастья от того, что идешь в театр репетировать Астрова. Я завидовал сам себе. Такое самопожертвование, самоотдача! Такая высота духовой жизни! Да, жизнь Астрова не удалась, не принесла счастья, но он ощущает себя звеном в цепи, которая тянется из прошлого в будущее. Если это звено из бесконечной цепи – истории человечества – выпадет, то через тысячу лет это выпавшее звено отзовется болью у того, кто даже не знал, что происходило тысячу лет назад. Это ощущение ответственности перед жизнью необходимо.

Другой образ, образ Гамлета, сопровождал меня всю мою жизнь. Я прочитал «Гамлета» в маленьком «детгизовском» издании. На обложке было изображение красивого печального юноши. Он проник в меня и навсегда запечатлелся в моем сердце. Мне так и не удалось его сыграть. Я что-то показывал своему учителю, Оглоблину Владимиру Николаевичу, желая его увлечь и убедить ставить Шекспира. Потом я приходил к Георгию Александровичу Товстоногову, и мы много говорили о «Гамлете». На одной из встреч студенты подарили Георгию Александровичу издание «Гамлета» с распределением ролей. Меня «назначили» на роль принца датского, а Георгия Александровича – на роль Тени отца. Была даже одна репетиция. В ней принимали участие Андрей Толубеев и Геннадий Богачев. Потом болезнь и смерть Товстоногова все отодвинули на задний план.

Но я благодарен этой несыгранной роли за то, что она все время жила со мной. Шекспир – еще один из драматургов, которого для читателя, словно ключом, открывает любовь. В произведениях и Шекспира, и Чехова есть что-то, что неуловимо, неощутимо, что ты никак не покажешь и не расскажешь, либо это есть, либо этого нет. Случается так: спектакль сегодня, в нем есть свечение, а завтра свечения уже нет. Что-то незаметное, но значительное исчезает. Сейчас большинство спектаклей – лишь движущиеся инсталляции. Режиссер загадывает нам загадки, а мы их отгадываем. И очень любим режиссера, если сумели отгадать. Это напоминает сказку о голом короле. Пропадает интонация, полутон, пропадает тайна…

Валерий Ивченко