«Фунт мяса» в БДТ Товстоногова 

блог "Петербургский театральный журнал"

25 октября 2016 года

  

 

«Фунт мяса». Текст Н. Хрущевой на основе пьесы У. Шекспира «Венецианский купец».

БДТ им. Г. А. Товстоногова.

Авторская группа: Настасья Хрущева, Александр Артемов, Сергей Илларионов.

Руководители постановки Влад Фурман и Андрей Могучий.

 

МАРИНА ДМИТРЕВСКАЯ

КАРНАВАЛ В СЕВЕРНОЙ ВЕНЕЦИИ

Как-то рано поутру

БДТ с театром ТРУ…

Нет, не так.

Как-то разом вместе вдруг

БДТ и «Кракатук»…

 

Вот сейчас читатель перестал понимать что-либо вообще. И я понимаю этого читателя. Читатель не был в БДТ. Читатель не был в БДТ и читатель не знает никакого ТРУ, тем более что ТРУ больше нет. Читатель не знает, что принципом театра ТРУ, которого больше нет, были ритмизированные тексты Артемова и Юшкова, где все повторялось. Повторялось по три, по четыре, по шесть, по восемь, потому что принципом театра ТРУ были ритмизированные тексты Артемова и Юшкова, где все повторялось. ТРУ больше нет, но текст Настасьи Хрущевой, написавшей «Фунт мяса», строится по принципам театра ТРУ, потому что именно принципом театра ТРУ были ритмизированные тексты Артемова и Юшкова, где все повторялось по два, по четыре, по шесть, по восемь.

Теперь так же повторяет ритмизированный текст Анвар Либабов, который играет второстепенного персонажа «Венецианского купца» — Бальтазара, ставшего хозяином в политическом кабаре. И это текст Настасьи Хрущевой, написавшей «Фунт мяса» и музыку к нему.

Читатель знает Анвара Либабова, но знает ли читатель, что был «Кракатук» Андрея Могучего с Анваром Либабовым? Читатель не знает, что был театр ТРУ, и потому, наверное, не может оценить слияние БДТ, театра ТРУ и Анвара Либабова в главной роли. Он, хозяин кабаре «Нафталин» в политическом шоу на сцене Каменноостровского театра, повторяет все по три, по четыре, по шесть, по восемь, потому что принципом театра ТРУ были ритмизированные тексты Артемова и Юшкова, где все повторялось. А теперь Настасья Хрущева, у которой безукоризненное чувство ритма, написала «Фунт мяса» по принципам театра ТРУ, потому что именно принципом театра ТРУ были ритмизированные тексты, которые теперь произносит Анвар Либабов — Балтазар, хозяин кабаре «Нафталин» в политическом кабаре на сцене Каменноостровского театра.

Пауза. Потому что еще был «НЕ Гамлет».

Точнее — «Не HAMLET», о котором Н. Песочинский писал: «Настоящий постмодернист не может быть последователен. Значит, Андрей Могучий — настоящий. В «Не HAMLET» все по отдельности dejа vu, все было в предыдущих спектаклях, а работает не так или не работает».

Многое из того, что есть в «Фунте мяса», было у Андрея Могучего. Но было не в БДТ и не в театре ТРУ, где все повторялось по три, по четыре, по шесть, по восемь… И многое было в театре ТРУ, но не в БДТ и не у Могучего.

И в «Фунте мяса» это все вместе работает: Либабов, ТРУ и артисты БДТ. Это работает в «Фунте мяса», хотя повторения по три, по четыре, по шесть, по восемь, и вообще много фунтов текста сначала раздражают, потом утомляют, а потом тебе по фиг, потому что политическое кабаре — это энергия, это круто, а ритм они держат все два часа.

 

И хотя все повторяется по три, по четыре, по шесть, по восемь и Настасья Хрущева как бы заменила Юшкова, а Артемов остался в творческой группе спектакля как Артемов, но со сцены идет настоящая энергия баттлов, которые устроены на сцене Каменноостровского театра по поводу «Венецианского купца».

Вот в таком режиме он и идет. И я больше не буду мучить вас нелепой стилизацией под текст спектакля. Единственное — хотелось бы, чтобы там не говорили: «Я занял ему сумму денег», как говорят в жизни создатели спектакля и их зрители. Все-таки — «одолжил ему…». А так — все ничего, хотя, конечно, не Жванецкий.

 

Как говорилось в известной кинокомедии, «приятно чувствовать себя умнее авторов». Весь спектакль радуешься молодому задору, который бескомпромиссно сталкивает непримиримые оппозиции: словесные баталии на ринге ведут патриот, живущий проблемами родного городка Венеции, и венецианец — гражданин мира, развивающий Венецию товарами из других стран… Хоп! Гей, который хочет скрыть свою ориентацию — и тот, что хочет жить и любить открыто… Хоп! Женщина-эмансипе Порция — и любящая семьянинка Джессика… Хоп! Она же в качестве космополитки — и ее отец Шейлок, который слышит музыку сфер национальной культуры и истории… Хоп! Мы должны голосовать за то, за что голосовать априори невозможно, так же, как вначале невозможно голосовать за предъявленную альтернативу: психологический театр — или карнавал?

 

«Если ты хочешь приблизиться к Шекспиру — убей в себе Шекспира!» — совершенно справедливо заявляют авторы (а когда было иначе, если Шекспира как бы и не было?), расставляя в зале театра скамейки, как в шекспировском театре. Лично мне не хватало присутствия лошадей, но порой молодая публика, друзья и близкие исполнителей, вполне заменяли их жизнеутверждающее ржание. Потому что азарт и темп, свобода, поселенная в зрителях-голосовальщиках, и цирковая лицедейская сущность Анвара открывали клапаны — и открытые реакции наполняли зал криками, хождением во время действия и всяким таким запретным. Фунт текста, точнее — тонна его пилилась на буханки, иногда попадался и тонкий интеллектуальный кусочек, но он был явно из другого общепита…

Политические кабаре — редкий у нас жанр. Лапидарный, грубый, зримый, наглый, яркий, это — экзотический цветок наших широт и нашего времени. Команде БДТ/ТРУ/Лицедеев общими усилиями удалось вырастить его. Бутон распускался на наших глазах. А главное — все меньше и меньше хотелось голосовать. Потому что выбрать из предъявленных точек зрения невозможно, мы точно умнее авторов и много раньше ведущего понимаем, что гармония мира — в приятии каждой из позиций, а «свобода — это право быть разными».

 

ТАТЬЯНА ДЖУРОВА

 

НАСЛАЖДЕНИЕ БЫТЬ ОСМЕЯННЫМ

Так ясно и стилистически точно передать природу спектакля, сделанного группой лиц в Каменноостровском театре, как Алексей Платунов, я не смогу.

Описать сложно, называть невозможно. Потому что в текте, написанном Н. Хрущевой, но генеалогически восходящем к театру ТРУ, обыграли, вложили в уши артистам и использовали на сцене все шаблоны и штампы, все слова-паразиты театроведческого лексикона.

Это и политическое кабаре, и глумление над ним.

Это бесчеловечно, как эскапады футуристов.

Отвратительно, как гран-гиньольные ужасы.

Это «дешевка», какую делал и делает Александр Артемов ets.

И это, действительно, карнавальная антимесса, праздник дураков, где в буфете бесплатно «причащают» вином и хлебом — «кровавой мэри» и пирожком с мясом.

В «Кабаре „Нафталин“ и казино „Глобус“», где зрители сидят хоть и не на земляном полу, но на деревянных скамейках, конферансье-крупье Анвар Либабов сводит в «Поединке» (не Владимира Соловьева) феминистку и домохозяйку, космополита и патриота, консерватора и либерала, гея открытого и гея латентного, традиционалиста-отца и революционерку-дочь, расхожие персонификации как бы оппозиционных категорий нашего сознания.

 

У актеров в руках таблички с именами шекспировских героев. Но произносят они божественно прекрасные монологи авторства Н. Хрущевой — с повторами и речитативами, яростные, как ветхозаветные пророчества.

Танцует кордебалет girls с безжизненными лицами, выводит что-то типично «хрущевское» певичка где-то в ложе за нашими спинами, хлещет томатный сок, ревет бензопила, «вырезая» под простыней из проигравших то говяжье филе, то куриную тушку…

А Бальтазар («самый ничтожный из героев „Венецианского купца“», как представляется Либабов) — шут, трикстер, мошенник, искуситель— вьется змеей, скользя без швов и переходов от одного противника к другому, от тезиса к антитезису, от апологетики к обвинению. И мы никогда не догадаемся, где заканчивается транслируемый ему в наушник текст Н. Хрущевой, а где уже сам распоясавшийся паяц кричит певице в ложе: «Заткнись, овца. Хорош уже блеять», или советует зрителю в партере прибить свои яйца к брусчатке.

Мы голосуем за одного из противников, и мы воем, свистим, топаем, кричим. Но результат всегда неочевиден. И, да, я выберу не либерала. А «дожа» с красной кожаной папкой чиновника, выберу путиноподобного артиста Алексея Фалилеева, потому что он, черт побери, человечен, в особенности, когда транслирует редкой степени безумия текст про вертикаль, которая «поднимет нас».

И дело не в манипулятивной природе технологий (никакой это не политический спектакль). А во внеморальной природе театра, в том божественном произволе, выразителем которого выступает Либабов.

Либабов — демон-искуситель.

Либабов — ангел-истребитель.

Либабов, мастерски ввинчивающий матерок и частушку в интонационно взмывающие вверх, как апокалиптические пророчества, речевые периоды текста.

Этому спектаклю не нужны два артиста, дискутирующие о том, нужен ли театру художественный гений Шекспира в неприкосновенности или каждая эпоха наново переписывает его, изобретает язык. (Потому что вроде бы как данный театр уже решил — для себя — эту дилемму.)

Этому спектаклю не нужны исповедальность и «новая искренность». Дуэт Юлии Дейнеги (Джессика — еврейка, рвущая с традициями) и Андрея Шаркова (Шейлок — истовый носитель традиций и веры) драматически прекрасен. Но художествен, слишком художествен. И зачем эти слезы на глазах Юлии Дейнеги? И зачем эта патетика, когда отца и дочь увозят, будто пару агнцев на заклание или двух евреев в газовую камеру.

Ангелу Апокалипсиса не стоит обнаруживать в себе «слишком человеческое» — рассказывать про свою репрессированную семью и переписанный от руки Коран, с которым его бабка отправилась в ссылку. Или это опять ловкая манипуляция? Потому что да-да, сейчас мы, конечно, отдадим голос Шейлоку с его голосом крови, ловко введенным Либабовым в контекст преследования национальных меньшинств…

Потому что «Фунт мяса» погружает нас в царство относительностей, где любой выбор фальсифицирован, невозможен, продиктован политическим, художественным — каким угодно — контекстом.

Наверное, это спектакль для своих.

Для тех, кто в теме.

Это спектакль, действительно сублимирующий агрессию, переводящий ее в игровое качество. И он существует до тех пор, пока свободная энергия гуляет между сценой и залом. Пока зал заводят провокаторы и подставные (необязательно артисты). Пока кто-то кричит Андрею Аршинникову (латентный гей) со своего места: «Борись, чувак, докажи, что ты мужик», а Рустаму Насырову (космополит): «Ну и вали к себе на Мальту». Пока Либабов хлещет по лицу сырой селедкой какого-то не в меру активного «либерала» из партера, а позже услужливо протирает его салфетками: «Простите, не знал, что вы по билетам».

И готов ли кто-нибудь заплатить за наслаждение быть освистанным, за гибель в божественном огне возмездия?