Чеховские героини Владимира Панкова в БДТ
Некоторые зрители еще до начала спектакля решили, что уйдут, его не досмотрев: продолжительность — почти 4,5 часа, с тремя антрактами! И в самом деле, многие в антрактах забирали свои шубы и пальто. Но те, кто остался до самого финала (на премьере это была большая часть зала), устроили стоячую овацию. Понять можно и тех и других. Это принципиально неровный спектакль. Он то надувает паруса и, кажется, вот-вот начнет рассекать волны, то кажется статичным, лишенным развития, безразмерным и бесформенным. И порой все сценическое действие представляется одной «картиной», одним эпизодом, но длящимся бесконечно.
Приглашенный московский режиссер Владимир Панков — основатель коллектива «Саундрама», экспериментирующего на пересечении драматического театра и музыки, мюзикла, хореографии. Постановочная команда выписана из столицы. Музыка звучит в «Трех сестрах» постоянно, то служа «настроенческим» фоном, то усиливая напряжение, то вдруг акцентируя ударные моменты. Спектакль можно назвать «драмой на музыке». Здесь участвует оркестр БДТ.
С визуальной точки зрения спектакль впечатляет, недаром каждый раз с открытием занавеса в зале слышится восторженное: ах! Здесь нет сложных перестановок, движущихся механизмов и прочих чудес машинерии. На весь спектакль — одна «декорационная установка»: кирпичные стены, создающие иллюзию павильона (как было в старом театре), да несколько «площадок для игры» на планшете сцены. Но возникает интереснейший эффект: с течением действия пространство воспринимаешь по-разному — оно кажется многомерным и один и тот же предмет меняет образное значение.
Каждую из трех сестер одновременно играют две актрисы, отделенные друг от друга значительной возрастной дистанцией. Это сестры примерно того возраста, как их представляешь, читая пьесу: сдержанная, внутренне весомая Ольга — Татьяна Аптикеева; красивая холодноватой красотой Маша — Полина Толстун; сохранившая подростковую неловкость Ирина — Алена Кучкова. И есть три сестры состарившиеся, смотрящие на свою жизнь «из далека» (не сказать, что прекрасного). Сухая, желчная Ольга — Елена Попова. Тоже сухая, но с другим смыслом, Маша — Мария Лаврова: здесь за внешней сдержанностью ощущается любовный след. И когда эта Маша выходит в черном, да еще «староверчески» повязав черный плат, и встает на колени, понимаешь: было-было! Есть какие страсти отмаливать.
И отдельной строкой — Людмила Сапожникова в роли Ирины-старшей. Одна из старожилов БДТ, Сапожникова играла Ирину еще в «Трех сестрах» 1960-х, то есть в режиссуре Товстоногова, но многие годы была очень мало задействована в репертуаре. И вот выходит она на сцену — и чувствуется, сколько невысказанного есть у актрисы. На премьерных поклонах Панков, повинуясь какому-то порыву, неожиданно взял ее на руки. И его понимаешь. Эта Ирина, с ее аристократической осанкой, благородным поскрипыванием голоса (как будто звучит патефонная запись), внутренней грацией — та самая «уходящая натура». Молодая Ирина в этом спектакле — не инженю, а вот возрастная Ирина, как ни странно, — инженю.
Итак, в одном пространстве сосуществуют разные времена. И спектакль насыщен перекличками с былой эпохой. Скажем, мизансцена, когда три постаревшие грации сидят, обнявшись, на скамье, вызывает в памяти фото легендарного мхатовского спектакля. Персонажи показаны прежде всего в отношениях со Временем. Настоящее смотрит в прошлое, прошлое — в будущее.
Даже в самых конфликтных сценах (хотя о конфликте в этом спектакле, намеренно лишенном сюжетного напряжения, говорить сложно) очевидно, что не обостренные межчеловеческие отношения приводят к трагической развязке. И когда после сцены условной дуэли, развернувшейся на глазах зрителей, старые сестры омывают тело Тузенбаха (прелестная работа Виктора Княжева), его убийца Соленый — Сергей Стукалов сдерживает свой стон, закрыв лицо полотном. Как будто так должно было произойти, такова чья-то высшая воля, а кто-то просто стал ее орудием.
В прошлом сезоне Панков поставил в московском театре Калягина «Утиную охоту», и там ощущалась чеховская интонация. Режиссер чувствует чеховскую грусть-тоску. И чеховскую надежду. И особенности Чехова-драматурга — зыбкое и рассредоточенное действие, нагруженное как бы мало что значащими репликами и деталями, отсутствие интриги — Панков возводит в степень. И с этим связано противоречие спектакля. Если для режиссера важней настроение и атмосфера, а не движение по сюжетной вязи, то почему такое методичное (и на 4,5 часа) следование по пьесе? Раз уж режиссер разломал ее структуру, то хотелось бы более смелого монтажа, перемещений и скачков.
«Три сестры» Панкова вроде бы отвечают представлениям о современном спектакле. Здесь красивый «формализм», стильная визуальность, вторжение в структуру пьесы, нелинейные, опосредованные отношения между разными слагаемыми спектакля. Нескрываемая шаловливость. А между тем здесь нет востребованных театральной «модой» жестокости-цинизма-садизма-сарказма. Здесь нет деклараций о деградированном мире, докатившемся до бездны. Об этих «Трех сестрах» тянет говорить словами забывающегося словаря: лиричность, нежность, проникновенность, сочувствие. В любом случае это хорошая краска в палитре репертуарных поисков БДТ.
