Алина Арканникова
«Утиная охота» Антона Фёдорова в БДТ
Telegram-канал «100 спектаклей в год»
7 июня 2025
«Пропал мальчик, мальчик Витя. 5 лет. Пропал мальчик…» — сообщает бесстрастный женский голос, объявляющий время отбытия и прибытия поездов. Впрочем — скорее «неприбытия».
Мне кажется, эта фраза могла бы быть эпиграфом ко всему спектаклю.
Мальчик Витя — и смерть.
Это история о человеке, который не хотел убивать. Никого, даже утку. И не убивал ни разу — это, впрочем, по пьесе. Но здесь эта не-героичность Зилова (Григорий Чабан) заявлена программно. Когда в финале (спойлер) отец маленького Вити всё-таки пристрелит утку, не успеет мальчик крикнуть «папа, не надо!», — станет понятно, что это и была отправная точка. Начало конца: момент, когда в жизни Вити что-то повернулось и пошло не туда…
Тут, знаете, надо по достоинству оценить выбор этой самой отправной точки: убийство утки. С одной стороны — мотив чуть ли не библейский (убийство, которое было в начале…), с другой стороны — утка. И на этом трагическом столкновении малого и большого, частного и глобального в значительной степени и построен спектакль.
Мир Антона Фёдорова — мир пришептывающих чудаков, мир странных, маленьких (?) людей, где главный и ключевой закон — закон нелепой случайности, и каждого в самый ответственный момент непременно одолеет спазм речи. Фёдоров ломает композицию, ломает движение: ход времени и ход событий в его работах «сбоит». Патетические жесты превращаются в суету сует, длинные предложения неизбежно проваливаются в звуковые ямы.
Всё это есть и в «Утиной охоте». Но еще ни один спектакль Фёдорова лично меня не завораживал настолько, и никогда эта сознательно «искривленная» форма не сочетала в себе так явно неизбывный трагизм и нелепость нашего существования.
Во-первых, это просто очень красиво. Не знаю, может ли пространство быть полифоническим (скорее нет), но почему-то именно такое слово приходит на ум. В глубине сцены натянуто огромное полупрозрачное полотно, на котором изображен какой-то условный панельный дом (помните, Зилов же получил квартиру — с этого начинается пьеса). Но полотно порвано, и за ним виднеются огромные качающиеся деревья, за которыми — пустота (большой привет Могучему).
Центральный объект — и им одним всё сказано — шахта лифта, которая тянется от сцены до самых колосников. Чтобы попасть в мир этой «Утиной охоты», нужно спуститься на этом лифте на эшафот на самое дно. Или в подвал? Или в загробный мир? Подходит и то, и то.
Кстати, в кафе «Незабудка» название написано прямо на стене внутри, только последние буквы почти выцвели — получается просто «Незабу…». По-моему, это прекрасно.
А ближе к левой кулисе, в паре метров над сценой повисло облачко. Под облачком — утки. Замерли в полете.
Но если есть «во-первых» — есть и «во-вторых». Во-вторых, у этого спектакля какое-то потрясающее звучание. Если в «Собачьем сердце» Фёдорова, например, пришептывали практически все, то здесь «речевые маски» у всех разные. Есть, например, несколько абсолютно инфернальных персонажей, которые говорят совершенно четко, музыкально — например, Официант (Алексей Винников). Собственно, именно поэтому и понятно, что они не люди. И нет здесь ни одного случайного стука, щелчка, шороха, вся работа с озвучиванием и переозвучиванием вроде бы вполне зримо физически присутствующих на сцене людей выверена до мелочей. Шепоты и крики.
…Но, по-моему, действительно блестящая находка этого спектакля — работа даже не с ансамблем, а с группами действующих лиц (назовем это так). Центр этой композиции — разумеется, Зилов. Плюс есть еще восемь героев: жена Галина, «одноклассница» Вера, «невеста» Ира, шеф, друг и т. д. Но в спектакле Фёдорова за этой компанией вторым планом вырастает новое действующее лицо. В программке эти 20 (?) человек более или менее преклонного возраста названы соседями.
Но, честно, это слово не пришло мне в голову ни разу. Это огромная группа (хочется сказать: «скульптурная группа»), которая наблюдает за главными героями из глубины сцены. Все одеты в одинаковые серо-черные платья и костюмы. Иногда они — то один, то другой — вдруг что-то комментируют, незаметно встраиваются в действие. А иногда они все вдруг врываются на сцену и налетают на героев, как тени, которые всегда были здесь.
Они не страшные, совсем. Но сразу понятно, что это смерть.
Очень, кстати, в духе Киры Муратовой: блаженные старики с того света. Вот вам и контраст: почти безмолвная, действительно блаженная толпа «наблюдателей» — и несколько человек живых, несколько человек в цвете, на первом плане.
И Зилов, и компания — люди на грани нервного срыва. Все они типажно заострены: очень уставшая от Аликов тусовщица Вера (Карина Разумовская), очень правильная жена Галина (Юлия Марченко), классический лузер в свитерке и интеллигентских очках Кушак (Валерий Дегтярь). Это некая гротескная призма, через которую предлагается взглянуть на этих персонажей, верхний слой — хотя на деле в каждом из них чувствуется внутренний надлом. И медлительность вечно пошатывающейся Веры — это скорее депрессия, чем похмелье.
Впечатляющий перевертыш происходит и с Ириной (Александра Юдина) — вот это полный гротеск, настолько в ней заострена детскость и невинность. Тем более, что эту Иру иногда «переключает», и вместо щебета у нее прорезается голосок довольно низкий.
Короче, все мелодраматические коллизии таким образом просто обнулены. Не влюбился Зилов в эту Иру, это просто какой-то блеф и — любимая моя фраза — опечатка человеческих отношений.
Ровно так же как Юдина, между разными тембрами переключается и Чабан (Зилов). Нормальным человеческим голосом он в одной из финальных сцен просит Галину не уезжать, потому что на самом деле она — его единственный близкий человек. Но стоит Зилову узнать, что за дверью (по пьесе жена испугалась и заперла его) не Галина, а Ира — он тут же переключается на голос комического маньяка («куколка моя…»).
Это смешно. И ты продолжаешь невольно усмехаться на каждый новый режиссерский гэг. Но, в сущности, всё это очень грустный и до боли узнаваемый фарс.
Весь событийный ряд пьесы: получил квартиру, поссорился с женой, не обрадовался тому, что у нее будет ребенок, влюбился в 17-летнюю Иру, с ужасом узнал, что жена сделала аборт, позволил жене уехать — всё это медленно, но верно превращается в пародию.
И этот фарс — внешняя форма событий — отслаивается от их подлинной сути. А суть в том, что жизнь проиграна, что никто никого не любит, не может любить. В том, что Зилов остается один — наедине с тем самым лесом, где он когда-то был с отцом и тот застрелил утку…
Конечно, это очень мощная работа Григория Чабана. Наверное, лучшая. Его Зилов бравирует своим несчастьем, устраивает скандал — но от ощущения полнейшей потерянности. Доля манерности, которая есть в самом герое, полностью искупается горькой иронией — и самоиронией — актера.
Это «Утиная охота» из точки «сейчас». Спектакль о не-герое и глубочайшем внутреннем надломе. И одна только сцена в «Незабудке», когда на всех героев налетают те самые тени — старики без имен, — а Зилов вырывается из этого морока на авансцену и просто сидит на полу, молча смотря куда-то вперед…
В общем, это стоит многого.