В телесериале «Ленинград», посвященном блокаде, Кирилл Лавров сыграл свою последнюю кинороль - диктора радио, прототипом которого был знаменитый Левитан.
Его герой не участвовал в напряженном действии фильма, он появлялся на экране, чтобы объявить тревогу или сообщить сводку с фронтов. Казалось, что этот пожилой человек, кутающийся в старое пальто, - ангел-хранитель замерзшего, вымирающего, страшного города. Его миссия - вовремя предупредить, успеть спасти тех, кого еще можно спасти. Не случайно на эту эпизодическую роль был приглашен именно Кирилл Юрьевич - Лавров для Петербурга двухтысячных фигура настолько же знаковая, как Левитан для ленинградцев сорок второго.
И тот и другой самим своим существованием в разрушающемся и потерявшем нравственные ориентиры мире дарят уверенность - есть еще что-то незыблемое, вечное, надежное. Спокойный, бесстрастный голос Левитана вселял надежду в сердца умирающих ленинградцев. Голос Лаврова звучал с экрана, и мы слышали в нем самого Лаврова - того, кто много лет в кино, на сцене и в жизни был олицетворением человеческого благородства. Его герой до самого конца оставался у микрофона и, объявив последнюю в своей жизни тревогу, тихо и незаметно умирал. Так и Кирилл Юрьевич до последнего момента, несмотря на тяжелую болезнь, оставался на рабочем месте: он выходил на сцену и руководил театром, сохраняя шаткое равновесие в БДТ.
В судьбе больших художников бывает, что написанный роман или сыгранная роль вдруг воплощаются в жизни. Одной из последних ролей Лаврова в театре стал Маттиас Клаузен, герой пьесы Гауптмана «Перед заходом солнца». Это семейная драма (в постановке Григория Козлова) о том, как старый человек полюбил молоденькую девушку не своего круга, и тогда его взрослые дети, испугавшись за наследство, устроили травлю отца. В этом спектакле герой Лаврова с самого начала чувствовал себя одиноким в своей большой семье. Его дети - холодные, чопорные, занятые собой - были ему чужды. Но, исполняя долг отца, Клаузен - Лавров поддерживал мир в семье, сохранял видимость родственной близости, примирял воюющих детей и с вежливой благосклонностью принимал их помпезные и неискренние поздравления.
В молоденькой Инкен (Александра Куликова) он нашел то, чего не находил в собственной семье, - сердечное тепло, неподдельное внимание, а впоследствии и настоящую любовь. Клаузен долго сдерживался, оставаясь вежливым и мягким, стараясь не замечать грубостей и жестокостей своих детей, как все герои Лаврова, он ощущал себя в ответе за этих людей и этот дом, который держался на его плечах. Но когда дети изгоняли из-за обеденного стола приглашенную им Инкен, Клаузен взрывался. Вопреки приличиям отец в беспомощной ярости стучал по столу, восклицая: «Разве я ваша вещь?!» Но тщетно - дети не слышали его боли, им не было дела до чувств отца. В финале Клаузен умирал на коленях юной возлюбленной. Спокойный, умиротворенный, осененный своей последней большой любовью.
Премьера последнего спектакля Кирилла Лаврова состоялась через месяц после его смерти. В спектакле Резо Габриадзе «А если локомотивы встречаются» в финале, когда влюбленные паровозы покончили с собой, а все причастные к трагедии были наказаны, голос Кирилла Лаврова произнес - с Того света и из той эпохи, символом которой он был, - грустные и раздумчивые слова о том, что настали другие времена и все ушло: «Поменялись времена... и стыдно стало стыдиться...»
На сцене появляются два сверкающих неразлученных локомотива, которых уже нет, и... портрет Кирилла Лаврова. Которого тоже нет - он ушел вместе со своей эпохой. Но его фильмы, роли, его театр остались. Так же, как и любовь зрителей.
- Мария Кирилловна, расскажите, какой он был отец?
- Хороший был отец, но очень занятой и внимания уделял не так уж много, потому что времени не было. Нами с братом больше мама занималась. Папино появление дома было праздником. Папа всегда был нашим защитником, и мы знали, что он всегда пожалеет, приголубит, приласкает. Такая у него была роль в семье. Он не был строгим. Он обожал детей: сначала меня с братом, а потом его любовь в стократном размере перешла на внучку. Строгих внушений он никогда не делал, но, я надеюсь, у него и поводов не было. Да и вообще - это не его стиль. Он не любил читать морали, нравоучения. Специально он свои мысли о жизни детям не высказывал, но жизнь долгая... Мы, конечно, беседовали, но эти беседы происходили сами собой, непреднамеренно. Он просто жил, и мы с братом, глядя на него, понимали, что так хорошо поступать, а так не очень хорошо. Он учил своим примером, а лекций не читал.
- Можете вспомнить какие-нибудь самые счастливые дни детства, когда ваш отец был с вами?
- У нас была семейная традиция - по осени мы обязательно выбирали какой-нибудь выходной и ехали в Пушкин на весь день. Мы гуляли по парку, а потом шли в ресторан «Адмиралтейство» обедать, и это было замечательно, это были лучшие дни. Помню, пару раз встречали Новый год на даче, и это тоже очень запомнилось: холод, снег - и вместе с папой наряжали елку прямо на улице...
В детстве, когда я была маленькая, конечно, хотелось, чтобы он подольше побыл со мной, не уходил, но с возрастом я стала понимать, что так надо. Если бы он все время был рядом, а потом вдруг исчез - это, наверное, было бы травмой. А так я с самого детства привыкла к его длительным отсутствиям, да и потом я все равно не ощущала, что он где-то далеко, а я здесь одна. Он был рядом, и вечером мы встречались дома, по утрам он меня в школу отвозил на автомобиле. Даже если ему никуда не надо было утром, он все равно шел в гараж, брал машину и вез меня в школу. Но, конечно, на школьные собрания он не ходил. В школе знали, что я дочка Лаврова, но это никак не отражалось на отношении ко мне. В детстве, когда я ходила на премьеры в театр к отцу, то мне все, конечно, нравилось и я гордилась им. Но подружек смотреть на папу я, разумеется, не водила, упаси боже!
- Отец повлиял на ваше решение стать актрисой?
- Нет, это было мое решение - поступать на актерский, а он никак не препятствовал и не поддерживал. То, что я трудный путь выбрала, я и сама понимала, и дома это понимали, но не отговаривали. К поступлению я готовилась не с папой, а с актрисой Ольгой Волковой. Она мне помогала, но в основном я сама. А в институт ко мне папа приходил. Правда, нечасто, всего раза два за всю учебу. Советов он не давал, у него же не было высшего актерского образования, он был самоучка, поэтому никогда ничего не советовал, считал себя не вправе. Он был всегда сдержан в оценке, потому что сам знал, как какое-то слово может обидеть или ранить, никогда никаких разносов не устраивал. Хвалил тоже нечасто.
- Когда вы шли в эту профессию, не боялись сравнений с отцом?
- А что сравнивать? Кто более талантлив? Это глупо. В нашей профессии трудно понять, что помогает, а что мешает. Очень многое зависит от случая, от того, как сложится судьба, от нюансов, мелочей, совпадений. А потом он - мальчик, я - девочка... (Улыбается.) Но, конечно, эта мысль не может не присутствовать, когда занимаешься тем же делом, что и твои родители. У меня, правда, особенно тяжелая ситуация - если на мне природа и отдыхает, то за двоих, по-крупному. Потому как у меня еще и дед был замечательным актером. Так что мне все время доказывать надо, что я и сама чего-то стою.
- А как вы себя чувствовали на сцене рядом с отцом?
- У нас с ним не было локальных сцен на двоих, где очень важно партнерство. Оценить и понять, каков партнер, можно, только если есть длинные куски диалога, а у нас такого не было, хотя мы работали с папой в трех спектаклях и в двух я играла его дочь. Поначалу мне было немножечко неловко, но потом прошло.
Когда-то у меня была мечта сыграть вместе с папой, мне казалось, что это могло бы быть. Но... мало ли что мне казалось...
- А когда ваша дочь Ольга решила стать актрисой, как к этому отнеслись?
- Никак не отнеслась. Она знает, куда идет, какую тяжелую профессию выбирает, а отговаривать я считаю глупым, да ее и не отговорить, у нее характер такой упорный, что это бессмысленно. Да и зачем?
- Какое качество отца вы тоже бы хотели иметь?
- Наверное, его коммуникабельность. Он был удивительно коммуникабельный человек, мы все поражались тому, как он может так подойти к незнакомым людям - и через 10 минут они уже становились лучшими друзьями. Мама рассказывала, что у него это было с молодости. Она даже иногда упрекала: «Кира, как ты можешь?» Вот, например, где-нибудь на пляже играет компания в волейбол, мама говорила, что умрет, а не подойдет, а отец запросто. Говорил: «А что тут такого? Ну подошел...» И ведь правда, ничего особенного, но так подходить мало кто умеет.
- За этот год без Кирилла Юрьевича театр изменился?
- Нет, не изменился театр. В последний год, когда папа сильно болел, Темур Чхеидзе уже был главным режиссером и основная тяжесть ложилась на него. Очень хочется, чтобы с уходом отца не изменилось отношение к театру в городе, это важно. Он был суперавторитет, его любили власти, и с его уходом нам стало тяжелее. Мы лишились такой опоры и защиты! Хочется, чтобы власть имущие понимали, что с уходом отца театр не закончился и продолжает жить. Для папы это было бы счастьем.
Прямая речь
Александра Куликова, актриса БДТ:
- Раньше он был для меня экранным героем другой эпохи. Что-то такое далекое, как портрет Гагарина, например. Но при первой же встрече, когда я показывалась в театр, я увидела человека открытого, веселого... и сомневающегося. Он был полон сомнений на счет себя в роли Клаузена в спектакле «Перед заходом солнца». Во время репетиций очень переживал, боялся, что не справится. И это - несмотря на опыт и любовь зрителей! Удивительно веселый был человек, на репетициях и потом на спектакле за кулисами мы с ним много смеялись, рассказывали веселые истории. Однажды раскололись прямо на сцене: играли серьезный эпизод, но, как только взглядывали друг другу в глаза, сразу начинали смеяться. И мне пришлось уйти, не доиграв, чтобы скрыть смех. А после спектакля Кирилл Юрьевич мне сказал, что он так не раскалывался со времен Товстоногова. В то время, как рассказывают в театре, они с Ефимом Копеляном были главные раскольщики. Лавров был очень смешлив и сам умел смешить. До последних дней, несмотря на болезнь, он оставался мужчиной, не превратился в старика. Его мужской основы хватило на такую долгую жизнь, это редкий дар.
Адиль Велимеев, главный машинист сцены БДТ:
- Кирилл Лавров был для меня самым уважаемым человеком и другом. Мы сорок лет дружили семьями. Это был человек, который безумно любил свой город, театр, людей. Он был безотказный, к нему в любой момент можно было прийти, он не отказывал никому ни в одной просьбе. Став художественным руководителем, он же ни одного человека не уволил! Такой невероятной доброты, такой души человек был! И я могу сказать, что он не менялся, вот каким я его узнал, когда у него не было еще никаких званий, таким он оставался всю жизнь. После его ухода театр, конечно, стал меняться... Тем более теперь, с уходом Андрея Толубеева, он же был вторым человеком в театре после Лаврова...
Ольга Семенова, внучка Кирилла Лаврова, студентка 1-го курса СПбГАТИ:
- Он был очень хорошим дедушкой. Любимым и любящим. Он был большим оптимистом. В нашей семье всегда были очень близкие отношения, у всех. Я всегда рассказывала дедушке о своих делах, но с возрастом стало больше всяких дел, может быть и не нужных, так что не всегда хватало времени на общение. То, что я стану актрисой, он понимал с самого начала, потому что ничего другого в моей жизни и не было, больше я ничем и не занималась. Он приходил на наши спектакли в ТЮТ, он, конечно, понимал, что это не профессиональное творчество, но он никогда и не был строгим критиком... Мне, конечно, очень не хватает его.
Подготовила Виктория АМИНОВА
