Дмитрий Воробьев (Театр на Васильевском)
Чего всегда от нас требуют? Танцевать, как Фред Астер, петь, как Фрэнк Синатра. Быть обаятельным, а значит — привлекательным для противоположного пола. Вызывать эмоции: смех или сопереживание, сочувствие.
Если мы говорим о сегодняшнем дне, то современным будет то, что нужно сегодняшним режиссерам, у каждого из них свои запросы, нужно брать каждого и смотреть, что ему требуется.
Недавно видел фильм об Алексее Баталове, где он говорит: такова актерская профессия — если тебя не знает страна, то значит, тебя как бы и нет. Я c ним согласен. Театр стал более разнообразным. Раньше у нас была одна школа, одно направление, что-то другое и представить себе было сложно. Когда начали приезжать на гастроли заграничные театры, это становилось откровением. Французы, Филипп Жанти на сцене Пушкинского театра — искусство, ориентированное на создание визуальных образов, в отличие от нашей традиции, в которой был абсолютный приоритет текста. Разбери свой текст подробно и хорошо — вот такая основная задача. Своего рода радиотеатр. Безусловно, многообразие современного театра — это позитивный фактор; артисту нужно работать в разных направлениях — от этого только богаче становишься. Другое дело, что все равно — нужно выбирать, c кем тебе идти дальше, c кем тебе интереснее и кому ты нужнее.
Виталий Коваленко, заслуженный артист России (Александринский театр)
Артист — прежде всего человек. И если изменился человек — то ровно настолько изменился и артист.
Если же говорить о профессиональных качествах, то я ощущаю, что многое утеряно. Речь — никто не владеет словом, как раньше. Почти никто не умеет просто стоять и говорить так, чтобы это было выразительно. Первичность мысли подменяется внешней активностью, энергетикой, визуальностью.
Это проблемы не только актера, но и театра в целом, режиссуры. Режиссеру перестал быть важен артист как личность. Акцент — на персонаже, а не на психофизической индивидуальности актера. Мы многое знаем об актерах прошлого, книги читали, а c некоторыми артистами старой школы удается общаться и работать. Я слышу у них даже другой профессиональный язык, который сейчас потерян. То, что на этом языке выговаривалось и было важным, становится второстепенным, уходит из ежедневной репетиционной практики. Проработав какое-то количество лет в театре, я начинаю «на нюх» различать — обученный актер или нет. Большинство из нас сегодня просто не понимают, что такое профессия. Вроде бы всех учат по тем же самым книжкам, но все далеки от сути. Уходит понятие застольного периода. Все обычно остается на уровне проговора, а не разбора, поиска. Мы все как бы «имеем в виду», но на самом деле не понимаем, к сути не прикасаемся. Настоящего погружения в предлагаемые обстоятельства не происходит.
Существует невероятная пропасть между «родами войск» в театре: артисты и режиссеры живут словно на разных планетах! Люди разобщены творчески, никто не хочет друг на друга время тратить. Нет общего языка, нет взаимодействия, все рассыпается. И это тоже сильно подрывает профессионализм.
Взгляните на афишу любого спектакля любого театра: указаны режиссер, художник, директор… Нет артистов! Творческая актерская амбиция в театре сильно ущемлена. Желание попробовать себя в чем-то на стороне появляется у актеров именно поэтому. Халтура это или не халтура — вопрос профессионализма, качества и отношения к делу. У артистов моего поколения и более молодых очень явная тенденция: они хотят работать, творчески осуществляться, поэтому уходят из репертуарного театра. Они в поиске, кровь играет. Но для нашей «актерской ментальности» очень важно работать именно в театре. Театр — это другая жизнь, там всегда одна погода. Артист без сцены, без этого постоянного тренинга — раздрессирован. И я уверен, что молодым актерам необходимо хотя бы лет десять ежедневно быть перед зрителями.
В современной ситуации возникли и положительные вещи, например отношение к профессиональным деньгам. Артист сегодня знает, что он своим ремеслом может заработать. Если он поймет, что ему платят за определенное качество, и будет совершенствоваться, то финансовый стимул может дать толчок движению в профессии.
Хотелось бы пожелать и себе, и коллегам, чтобы внутренние творческие мотивации не подменялись сиюминутными требованиями времени, чтобы возникло ощущение хотя бы минимальной гармонии. Если отдача какая-то будет — будет профессиональное движение современного актера.
Дарья Румянцева (МДТ — Театр Европы)
Мы живем в такое время (хотя так можно сказать в любую эпоху, наверное), когда ценности и традиции культуры исчерпывают себя, к сожалению. То же в профессии. Сейчас существует огромное искушение скатиться в «зарабатывание денег».
Любая поблажка самому себе вырывает очень большой кусок, который не вернуть, и умервщляет тебя как художника, как личность, как профессионала. Поэтому очень важно быть честным перед самим собой и в жизни, и на сцене. И рисовать портрет себя, современного актера, так, чтобы за него не было стыдно.
Валерий Кухарешин, народный артист России (Молодежный театр на Фонтанке)
Современному артисту не хватает глубины. Сейчас появилось много так называемых сериальных актеров — смазливеньких, бойких, но поверхностных. Художники прошлых поколений были мощнее. Ильинский, Смоктуновский, Луспекаев — какой глубины были артисты! Дело не только в одаренности, в таланте. Если тот артист говорил, например: «Я зря прожил жизнь», — то за этими словами читалось столько всего в судьбе, в душе, что меня бил озноб. А сегодняшний актер скажет «я зря прожил жизнь» и «я вчера съел чупа-чупс» примерно одинаково. Мы, артисты, мельчаем.
Может быть, менее внимательно стали относиться к деталям. В фильмах о войне вижу, например, новенькие, только что сшитые гимнастерки на солдатах, которые несколько месяцев провели в окопе… Вроде пустяк, но нас еще в институте учили, что именно детали помогают тебе поверить в то, что ты делаешь. Из вот таких мелочей-мелочей-мелочей складывается вера в предлагаемые обстоятельства. Сейчас же эта вера тоже становится поверхностной. Конечно, способ существования стал более органичным. Играют более достоверно, «по правде», быстрее… Но я очень люблю старых актеров c их театральностью! Так сегодняшние актеры не умеют. Поэтому, может быть, надо не стремиться вперед, а оглянуться, не стоит отсекать прошлое.
Я очень уважаю Евгения Миронова. Мне кажется, что он как раз очень внимателен к каждой актерской мелочи. Не так давно я снялся c ним в фильме Владимира Хотиненко, он играл Достоевского, а я — Некрасова. Эпизод мы снимали в какой-то усадьбе в Люблино. Приехал я, и меня поместили в роскошный трейлер c кожаными белыми диванами, там гримерная, комната отдыха… Я подумал: если мне такие хоромы на один съемочный день, то что же у Миронова, который играет главную роль?! И тут меня попросили пойти к нему — обсудить изменения в тексте. Смотрю: стоит теплушечка, вагончик раза в четыре меньше моего белоснежного трейлера. Вхожу: поперек стоит топчанчик, на нем, скорчившись, подогнув ноги, лежит Миронов в гриме Достоевского. На столике подстаканник c чаем (не стаканчик пластиковый!). Приглушенный свет. Мы поговорили, и я заметил, что он как-то хрипловато разговаривает. Я спросил: «Женя, вы не простудились?» Нет, нет… И тут я вспомнил, что у Достоевского был глухой голос, хотя, когда он читал свои произведения вслух, он магнетически воздействовал на слушателей. Миронову, чтобы не выйти из образа, было правильно именно так настраиваться, лежать на узком, не очень удобном топчанчике, c подтянутыми ногами, в полутьме. Такая обстановка ему помогает, это все не зря. Вот такой исключительной концентрации, направленной воли, какая бывает у спортсменов или у хищников перед прыжком, сегодня многим артистам не хватает.
