Заблудовский Изиль Захарович

Народный артист России
Заблудовский Изиль Захарович награждён высшей театральной премии Санкт-Петербурга «Золотой софит» - специальная премия «За творческие достижения и преданность театру» (2000), медалью Пушкина «За большой вклад в развитие и сохранение русской словесности» (2004).

Родился 10 июля 1927 года в Ленинграде. В 1947 году окончил Студию при БДТ и сразу же был зачислен в труппу театра, где проработал 63 года до самой своей кончины. 

Во времена Товстоногова он был обладателем наибольшего количества ролей и выходил на сцену едва ли не каждый вечер. В списке созданных образов И.З. Заблудовским  Костя Пошехонов «У нас на земле» О.Ф. Берггольц, Г.П. Макогоненко, Сильвио «Слуга двух господ» К. Гольдони,  Берман «Тихий океан» И.Л. Прута, Гудиэль «Рюи Блаз» В. Гюго,  Данила «Домик на окраине» А.Н. Арбузова, Роберт «Шестой этаж» А. Жери, Кристи «Ученик дьявола» Б. Шоу,  Костя Хоменко «Когда цветет акация» Н.Г. Винникова, Виктор Нестрашный  «Достигаев и другие» М. Горького, Вацлав Краль «Такая любовь» П. Когоута, Ангус «Не склонившие головы» Н. Дугласа, Г. Смита, Господин Д «Горе от ума» А.С. Грибоедова,  Гальперин «Еще раз про любовь» Э.С. Радзинского, Виктор Николаевич «Третья стража» Г.А. Капралова, С. Туманова, Устин «Три мешка сорной пшеницы» В.Ф. Тендрякова, Маркиз де Лессаж «Мольер» М.А. Булгакова, Иов Троттер «Пиквикский клуб» Ч. Диккенса, Сэм Крегг «Наш городок» Т. Уайлдера, Капельмейстер Чугунов «Волки и овцы» А.Н. Островского, Крыленко, Дзержинский «Перечитывая заново», Гаэтан «Роза и крест» А.А. Блока, Просвещенная личность «Смерть Тарелкина» А.Н. Колкера, Врач «Макбет» У. Шекспира, Евдокимов «Вариации феи Драже» А.Д. Кутерницкого,  Мальволио «Прихоти Марианны» А. де Мюссе, Карп «Лес» А.Н. Островского, Штейниц «Перед заходом солнца» Г. Гауптмана, Джеффри Торнтон «Костюмер» Р. Харвуда, Патер «Борис Годунов» А. С. Пушкина,  Роберто «Ложь на длинных ногах» Э. де Филиппо, Слуга Арбенина «Маскарад» М. Ю. Лермонтова, Доктор «Дорогая Памела» Д. Патрика, Самсон Вырин «Станционный смотритель» А.С. Пушкина, Шварц «Черная комедия» П. Шеффера и многие другие. Роли ведущие и эпизодические, но никогда артист не позволял себе ролей проходных, они становились маленькими актерскими шедеврами короля эпизода, как его называли, на большом сценическом полотне. Каждого из своих персонажей он чувствовал сердцем, знал до мелочей и играл вдохновенно, даря зрителю встречу с чудом театрального преображения.  

Врожденная интеллигентность и внутренний аристократизм, мастерство, удивительная работоспособность и готовность к экспериментам делали Изиля Захаровича неизменным и незаменимым участником творческих исканий Большого драматического театра. Изиль Захарович был очень скромным и даже застенчивым человеком, мудрым и понимающим, в высшей степени порядочным и доброжелательным ко всем без исключения. Он был преданным рыцарем театра, посвятившим искусству всего себя без остатка… 

Умер И.З. Заблудовский 16 декабря 2010 года. Похоронен на Волковском кладбище в Санкт-Петербурге.
Пресса

Жукова И. От буревестника революции к «несъедобному» режиссеру // Санкт-Петербургский курьер. 2009. 12-18 февр.

Интервью с отступлениями

15 февраля 1919 года на сцене Оперной студии консерватории давали драму Шиллера «Дон Карлос». Первые слова в спектакле произнес королевский духовник Домин го: эту роль играл Василий Яковлевич Сафронов. Так началась история театра, который потом стал известен миру как Большой драматический театр. Сегодня в БДТ имени Георгия Александровича Товстоногова служит заслуженный артист России Изиль Захарович ЗАБЛУДОВСКИЙ. Впервые он вышел на сцену театра, носящего в ту пору имя Горького, в 1944 году. Он помнит знаменитого Сафронова, который необыкновенно играл Перчихнна в спектакле «Мещане», поставленном Алексеем Диким. Он помнит спектакль Бориса Бабочкина «Дачники», в котором художник Анатолий Босулаев создал фантастические декорации: когда занавес перед вторым действием поднимался, зал восторженно ахал. Перед публикой открывался простор озера и влажный берег перед ним. 

Потом Георгий Товстоногов поставил своих «Мещеан» и своих «Дачников» - столь же необыкновенных, но уже другой необыкновенностью, присущей другому времени.

Изиль Захарович идет по театру и рассказывает мне о великих актерах, именах которых сегодня, увы, мало кому известны:

- Ольга Георгиевна Казико было потрясающей актрисой удивительного масштаба… Мне кажется, сегодня таких уже нет. Жаль, что ее не помнят. Я недавно понял, что, оказывается, и великого Черкасова уже не все знают…

В зрительском фойе на камином белеет бюст Блока.

- Не помните, когда он тут появился?

- Нет. Но над ним, вот там наверху, было двухстворчатое окно. Именно там, в 1944 году я сдавал экзамены в школе-студии: зал со светлыми стенами, две люстры, а из окна можно было увидеть краешек набережной. Потом все это помещения реконструировали, и теперь там Малая сцена.

Бюст Блока появился в БДТ не случайно. Когда в Петрограде открылся театр, называвшийся тогда Особая драматическая труппа, опекали ее двое великих. Александра Блока назначили «председателем дДиректории». Правление было коллегиальным, но нужен был «рулевой». Фактически он выполнял самые разные обязанности. Даже некого «конферансье-просветителя» - рассказывал публике перед спектаклем о пьесе, которую ей предстояло увидеть. Вторым «отцом-основателем» был Максим Горький. Именно он выдвинул лозунг, определивший надолго репертуарную политику: «Героическому народу – героический театр!». Его бронзовый монумент – возле парадной лестницы, в двух шагах от музея театра. Блока и Горького разделяет лишь стена…

Проходя по зрительской части, Изиль Захарович сетует, что нет фотографий актеров прежних десятилетий. Мне тоже кажется, что они были бы здесь уместны: сохранилась бы преемственность, а зрители помнили, что Татьяна Доронина и Сергей Юрский, Иннокентий Смоктуновский и Олег Борисов тоже из этого «гнезда». Великих актеров было так много! Они ушли, и со стен исчезли их портреты. А жаль. Да и руководили театром талантливые люди, о судьбе которых успели позабыть.

- Вы знаете, что Дикого арестовали прямо в театре? А Наталью Сергеевну Рашевскую в одночасье сняли в 1949 году – выяснилось, что ее сестра в Париже замужем за великим князем… Хорошо, что она как актриса не расставалась с Александринкой, а то бы вообще осталась на улице.

- Но главный из всех главных все-таки Георгий Александрович?

- Конечно!

Интересно, что Товстоногов был одиннадцатым по счету режиссером. И в его фамилии – одиннадцать букв.

- Товстоноговская эпоха началась в 1956 году. Вы помните, как его представляли труппе? Об этом событии ходят легенды…

- Хотя театр и переживал тогда не лучшие времена, актеры в нем были великолепные! Но труппа славилась еще и тем, что успешно «съедала» режиссеров. И вот на собрании актер Николай Николаевич Дмитриев сказал, что хватит, дескать, есть главных режиссеров, давайте будем с ними работать. А Товстоногов подхватил: мол, работать – это правильно. И добавил со свойственным ему остроумием: «И должен сразу предупредить – я несъедобен!»

- А что сейчас в его кабинете?

- Его кабинет. Все осталось, как было. Иногда мы там собираемся в какие-то памятные дни.

- Что-то вроде музея-квартиры?

- Возможно, когда-нибудь и будет музей, а пока кабинет просто сохраняет дух того времени…

Мы переходим в закулисную часть. Когда поднимаешься по лестнице, из глубины медленно появляется портрет Товстоногова: он — на седьмом ряду, на своем режиссерском месте, привстав с кресла, внимательно следит за тем, что происходит на сцене.

- А когда появилась здесь эта картина?

- Думаю, что уже после смерти Георгия Александровича. А писалась она в 1965 году, когда репетировали «Божественную комедию». Видите, справа ангел — это актер Всеволод Кузнецов. Он играл одного из ангелов.

Признаюсь, этот портрет я видела много раз, но никогда не замечала ангела. Товстоногов забирал все внимание. Художница Ольга Ефимова ангела оставила в тени. Впрочем, им и не положено высовываться. И вдруг замечаю, что этот ангел — за левым плечом Мастера. Вспоминаю, что «по канонам»: за левым - дьявол, а за правым - ангел. Потому и плюют через левое плечо. Может, на этом полотне разгадка успешности великого режиссера? Может, у него было два ангела — и за левым плечом и за правым?! Мои странные размышления прерывает Изиль Захарович.

- Кстати, раньше здесь был закулисный буфетик. Всего на два столика. 

Вот так со временем меняется география театра.

- А этот коридор с гримерками?

- Вот тут, в самом начале, вместо гримерок был красный уголок и библиотека. А вообще эту часть пристроили в 30-е годы. А в сороковые на месте гримерки Андрея Толубеева и Гены Богачева была деревянная лестница, которая вела на третий этаж в нашу студию…

- А вы не помните, как в девятой гримерке началась эпопея с автографами на потолке?

- Там сидели Юрский, Басилашвили и Гаричев. Этого актера брали на роль молодого Горького, но потом что-то изменилось, и Горького он так и не сыграл. Толя Гаричев хорошо рисовал. И как-то Юрскому, который был самый заводной из них, захотелось украсить гримерку. Для почина хозяева сами расписались на потолке. С этого все и началось. Потом всех важных гостей приводили сюда и просили оставить автограф. Однажды случилась любопытная история с Марком Шагалом. Он был на спектакле и его, конечно, сюда повели. Он печатными буквами старательно вывел — Марк Шагал. Пока он писал, Толя набросал его портрет и показал. Шагал посмотрел, сделал пару штрихов, сказал что-то одобрительное. И Толя попросил его подписать набросок. А Шагал ему: «Не могу! Это ведь не я рисовал...» Но Толя не отступает: «Ну, тогда просто распишитесь на память...» А Шагал в ответ: «А вы знаете, сколько стоит мои автограф?»

- Ох, много, наверное. Изиль Захарович, а откуда в одиннадцатой гримерке взялся рыцарь?

- Не знаю. Но какой-то уникальный рыцарь стоял дома у Марии Александровны Призвал - Соколовой... Похоже, рыцарей было двое. Один обосновался у Призван-Соколовой, восхищая всех своей старинной выправкой и качеством лат. А другого — бутафорского, но очень похожего на настоящего — сделали для спектакля, который в 1980 году ставил в БДТ один сербский режиссер. В эту неудачную постановку вместе с рыцарем попали Андрей Толубеев и Геннадий Богачей. Спектакль быстро сняли. Рыцаря из папье-маше выбросили на помойку. Там его актеры и нашли. И поселили в своей гримерке. Какой рыцарский театр!

Длинный коридор закончился, и, завернул за угол, мы оказались в гримерной Изиля Захаровича. Аскетичной, без всяких рыцарей и картинок. Без каких-либо исторических примет. Наверное, потому, что сам актер – хранитель истории. Он пришел в этот дом, когда ему не было семнадцати, и прослужил театру – без пафоса и громких слов – 65 лет. Он не играл главных ролей, потому что на всех артистов главных ролей не хватает. Это драматично. Но непреодолимо. Можно менять театры, а можно навеки прикипеть к одному. Тем более, если это – БДТ!

Театр славится звездами, но держится на плечах ВСЕХ актеров. И все они – здравствующие и ушедшие – часть его истории. А потому встанем и поаплодируем им всем. И всех поздравим с юбилеем.

Ирина ЖУКОВА

Желтов В. Изиль Заблудовский: Мое имя расшифровывается, как "Исполняй Заветы Ильича" // Невское время. 2007. 7 окт.

В бенефисном спектакле «Станционный смотритель» Изиль Заблудовский играет Самсона Вырина. Играет «почти гениально» - написала одна критикесса, чем чрезвычайно рассмешила актера: «Она не объяснила, чего не хватает, чтобы сыграть гениально!» 

Владимир Рецептер в одной из своих книг, посвященных Большому драматическому театру, написал о Заблудовском: «Это настоящий и еще недооцененный мастер, имеющий все для того, чтобы сделать громкую карьеру». Но для этого ему «не хватает, пожалуй, лишь одного - слепого актерского честолюбия». 

На просьбу корреспондента «НВ» об интервью Изиль Захарович ответил: «Я терпеть не могу давать интервью, поскольку, как правило, начинаешь себя контролировать - не сказал ли ты чего лишнего...» И согласился «поговорить» о БДТ. Тем более что был хороший повод - назначение на должность художественного руководителя театра Темура Чхеидзе. 

- Изиль Захарович, с чего начнем? С вашего прихода в театр? С прихода в БДТ Товстоногова? 

- Вообще-то БДТ существовал и до Товстоногова, и был очень неплохим театром. 

- В таком случае, начнем с более давних времен. 

- Я пришел в театр в 19944 году. Сказать, что пришел осознанно, - не могу. Потому что тяготел к оперному искусству и даже до войны пел в хоре ансамбля Дунаевского. Но по окончании 9-го класса приятель увидел объявление: Большой драматический театр объявляет прием в студию. «Пойдем попробуем», - предложил он. 

По окончании студии меня оставили в театре, там была очень интересная и очень сильная труппа - Виталий Павлович Полицеймако, Ольга Георгиевна Казико, Василий Яковлевич Сафронов - тот самый Сафронов, который, по сути дела, открывал Большой драматический, он произнес первые слова в «Доне Карлосе» в 1019 году. Так что я застал могикан... 

Перед приходом Товстоногова БДТ был в довольно плачевном состоянии, притом, что труппа, повторюсь, - великолепная. Зритель не ходил, но зритель не ходил не только в наш театр. Зрителю не до театров было - на дворе стоял 1956 год. Но с приходом Товстоногова все резко изменилось. 

- Легендарная фраза «Я несъедобный» прозвучала из уст Георгия Александровича? 

- Прозвучала. Артист Николай Николаевич Дмитриев на собрании сказал: «Хватит нам есть главных режиссеров». Георгий Александрович, человек очень остроумный и едкий, отреагировал так: «Должен сразу предупредить: я несъедобен». 

- Съедобной оказалась труппа? 

- Пятая часть труппы была сокращена - с таким условием он и пришел в наш театр. Но Георгий Александрович не тронул ни одного из мастеров. Весь удар пришелся на среднее поколение и на молодых. Чем он руководствовался при увольнении, я и сейчас не смогу объяснить. 

- О Товстоногове говорили: он коллекционирует артистов как краски: неизвестно, когда какая понадобится. 

- Ефим Захарович Копелян не был краской - он был необходимым Товстоногову артистом. Кирилл Юрьевич Лавров не был краской. Краской мог быть артист Заблудовский. Товстоногов не ставил спектакль на артиста. Бывало так, что один из его любимых артистов Ефим Копелян мог сидеть без работы года два-три. И если кто уходил из театра, то чаще всего не по причине вынужденных простоев. Товстоногов ставил пьесы, которые его интересовали. У него была поразительная интуиция: эта пьеса будет сейчас ко времени. Иногда было совершенно непонятно, почему он берет ту или иную пьесу. Например, «Синьор Марио пишет комедию», где великолепно играл Копелян. Товстоногов объединил две посредственные пьесы итальянского драматурга и сделал совершенно неожиданный спектакль. Причем, насколько мне известно, больше за «Синьора Марио» никто из режиссеров не брался. 

- В БДТ сразу поверили в нового худрука? Разумеется, те, кто остался. 

- Кто-то поверил, кто-то не поверил, но не признать, что Товстоногов большой мастер, было нельзя. После первого же его спектакля «Шестой этаж» зритель сразу повалил в БДТ. Но все равно про Георгия Александровича говорили: «Он может ставить революционные пьесы». Потом стали говорить: «Он может ставить легковесные пьесы». А Товстоногов взял да поставил «Идиота» с Иннокентием Михайловичем Смоктуновским, поставил «Лису и виноград». Да, при этом он ставил и легкомысленные пьесы - «Хануму», например. 

- Изиль Захарович, вас в театре называют «королем эпизода», а еще - домовым и доктором. Почему? 

- Домовым? Не знаю, не слышал. Доктором - да. Мне часто доставались эпизодические роли священников и докторов. Один доктор, другой доктор... В «Мещанах» доктор, в «Двух театрах» - доктор, где-то еще... Когда однажды Товстоногову сказали: «Вот там, в пьесе, есть доктор», он воскликнул: «Только не Заблудовский!» 

Георгий Александрович, видимо, держал меня как эпизодического артиста. Я каждый раз должен был ему доказывать, что я что-то могу. Приглашенный режиссер Геннадий Май поставил «Жанну», где я играл одну из центральных ролей, после чего Георгий Александрович сказал: «Да, у Заблудовского есть дыхание на большую роль». Режиссер и помощник Товстоногова Роза Абрамовна Сирота считала, что Георгий Александрович меня недооценивает. Кстати, большой удачей в моей жизни в театре я считаю встречу с Розой Абрамовной Сиротой. Именно она сделала со мною самую значимую для меня работу - спектакль «Супруги Каренины», в котором моим партнером стала замечательная актриса Людмила Чурсина. Этот спектакль, созданный более четверти века назад в литературно-драматической студии Владимира Рецептера, жив и сейчас, войдя в репертуар Санкт-петербургского «Классического театра», которым руководит Людмила Николаевна Мартынова. Этого нельзя не отметить. 

Да, конечно, можно было уехать - в провинцию, может быть, я там играл бы больше и роли были бы разнообразнее, но мне было интересно работать именно с этим режиссером. Не так много мастеров уровня Товстоногова. Эмма Попова сказала: «Георгий Александрович умер, я больше не могу работать», и - ушла из театра. Театр для Поповой был святое! Не дай Бог подойти к ней перед ее выходом на сцену и сказать: «Эммочка, здравствуй, как ты себя чувствуешь?» Реакция могла быть непредсказуемой. Она уже вся в роли! 

- У Товстоногова случались провалы? 

- Помню, на гастролях слегка подвыпивший Виталий Павлович Полицеймако, по-моему, на моем дне рождения, сказал: «Георгий Александрович, вы думаете, у вас не бывает провалов!» Товстоногов парировал: «Да, конечно, у нас с вами был общий провал - «Трасса». После гастролей в Москве, где критик Зубков обвинил его в политической недальновидности, Товстоногов был готов уйти из театра: «Если это так!..» По сути своей статья была доносом. Причем до нее были положительная рецензия в «Известиях», положительная рецензия в «Комсомольской правде», и вдруг в «Правде» - что могло быть выше «Правды»? - появилась разгромная статья. И Товстоногов решил, что он должен уйти. У Товстоногова были и недруги, и друзья... Говорили, что статья Зубкова была инспирирована министром культуры. И весь этот сыр бор дошел вроде бы то ли до Суслова, то ли до кого-то еще в ЦК. «Товстоногов хочет уйти из театра, потому что эти сделали...» А в верхах свои, видимо, игры были. И Товстоногову были предложены два варианта сатисфакции. Либо положительная статья в «Коммунисте», что выше «Правды», но для довольно узкого круга. Либо хвалебная рецензия на первую же премьеру. Первой премьерой была «Ханума». 

- А вдруг бы спектакль не получился? 

- Наверное, все равно была бы хорошая рецензия. Или подождали бы следующего спектакля. «Ханума» - прелестный спектакль, но это же пустячок. 

- Ни в одном театре, наверное, не было столько депутатов различных рангов... 

- БДТ был театром модным. 

- Да и Героев Соцтруда - как ни в одном театре. 

- А кого было выдвигать? Кто был ярче Товстоногова, Лаврова, Лебедева, Стржельчика? Согласно спускаемой разнарядке должен был быть соответствующий комплекс данных - национальность, партийность... Товстоногов не был членом партии. Значит, его кем-то «уравновесили». Но не думаю, что Товстоногов был очень хорошим депутатом. Наверное, его депутатскими делами больше занимались секретари. 

Лавров - более общественный человек. Он мне рассказывал, как его принимали в Грузии, на Украине, в Казахстане. Он поразительного обаяния человек. Кирилл был умен, доброжелателен и по возможности справедлив. Он был очень прост в общении. Я его знал с очень молодых лет. Когда-то Лавров был очень бесшабашный человек. Из выпивошной компании. Собиралась такая компания по интересам. Кстати, там были очень интересные люди... Кирилл никогда не искал хода наверх. Никогда не был секретарем партбюро театра, ни председателем месткома. Вот Владислав Игнатьевич Стржельчик любил быть на виду. Он был артист по природе. Лавров - нет. Лавров старался быть незаметным. Владислав Игнатьевич был очень отзывчивый человек, рвался что-то для кого-то сделать: «Ой, да, надо, надо! Я обязательно сделаю!», но оказывалось, что «это» сделать не в его силах. Лавров никогда не обещал того, чего не может сделать. 

- БДТ много лет носил имя Максима Горького, теперь носит имя Георгия Товстоногова. Надо ли вообще театру присваивать чье-либо имя? Это же живой организм... 

- Мне казалось, что этого не нужно было делать. Тем более что со временем в театре от Товстоногова остается меньше и меньше. А придет время... Ну, сейчас еще Чхеидзе придерживается товстоноговского направления. А пришел бы, допустим, Фокин - и что? Был бы совершенно другой театр! 

- И тогда - несовпадение имени театра и сути. 

- Конечно! Мне казалось, было бы справедливей назвать именем Георгия Александровича улицу - в Тбилиси есть же улица Товстоногова. 

- Назначение Темура Чхеидзе поддержала труппа. Это закономерно? 

- Назначение Чхеидзе - самый лучший выход из положения. И потому что Темур Нодарович знает труппу, и потому что способ работы Чхеидзе и тот репертуар, который он выбирает, близок Большому драматическому театру. Последний его спектакль «Власть тьмы» - на уровне товстоноговских постановок. 

- Изиль Захарович, простите за нескромный вопрос. Что за имя у вас такое необычное? 

- Мое имя - дань времени. Это аббревиатура, означающая: Исполняй Заветы Ильича.

Владимир Желтов

Алексеева Е. Вертикальное измерение // Театр. 2007. №29

Феномен БДТ состоял в том, что режиссёрской диктатуре было на кого опереться. Масштаб товстоноговской мысли требовал конгениальных актёрских индивидуальностей. Их было в достатке и даже в избытке. Эта избыточность труппы граничила с расточительностью. Когда сегодня пересматриваешь старые афиши, диву даёшься, какие превосходные актёры были заняты на вторых, третьих ролях и даже в хоре. Публика была подстать труппе; она ценила не только «первачей». Завсегдатаям партера и галёрки не надо было справляться в программке, кто играет господина N. В лицо и по голосу мгновенно узнавали того или иного артиста. Рассказывая истории из жизни БДТ, Изиль Заблудовский то и дело не без иронии спрашивает: «Это имя вам что-нибудь говорит?», В большинстве случаев я утвердительно кивала, однако пару имён сходу идентифицировать не смогла, что простительно: мой год рождения совпадает с моментом его официального зачисления в труппу. Впрочем, в ходе беседы выяснилось, что фактический актёрский стаж ещё солиднее. 63 года назад Изиль Заблудовский поступил в студию при Большом драматическом театре имени Максима Горького, первокурсником вышел на сцену, и с тех пор его трудовая книжка хранится в доме на Фонтанке. 

— Нас, студийцев, сразу стали занимать в массовых сценах, зачислили артистами вспомогательного состава. Так что я в штате театра с 1944-го. А до нас был знаменитый набор 1943 года. На том курсе учились Нина Ольхина, Илья Ольшвангер, Иосиф Ционский, Нина Хох-лова. Моими однокашниками были Марина Адашевская, Павел Панков, Нина Панкова, Семён Иониди, Владимир Матусов, Владимир Труханов...

В артисты я попал, можно сказать, случайно. Учились в одном классе (чуть не единственная тогда была в Ленинграде мужская десятилетка №206) с Сашей Куницыным и Мишей Побединским.

Тут Изиль Захарович не успел спросить, говорят ли мне что-нибудь эти имена, при упоминании педагогов, хорошо знакомых былым студентам ЛГИТМмКа, я радостно закивала.

С Мишей мы дружили. Он вычитал где-то, что БДТ объявляет набор в студию. «Пойдём, попробуем!». Но он не рискнул, поскольку грассировал. А я пошёл, спросил, что нужно для поступления. Мне сказали: стихотворение, басню и прозу Я выучил одно стихотворение (о советском паспорте), прозу («Песнь о Буревестнике»), которую в школе проходили, басню (о вороне и лисице). И отправился на первый тур. За столом сидели Грановская, Казико, Рудник, Малюгин (завлит и директор студии) и Зонне. Я прошёл на второй тур. Прихожу, меня опять просят почитать что-нибудь. Я опять читаю Маяковского, меня останавливают: «Но вы же это уже читали! А что-нибудь новенькое?». — «А я больше ничего не выучил...». Как меня ни пытали, ничего нового не прочёл. А экзамен проходил там, где сейчас Малая сцена, в большом репетиционном зале с высоким светлым потолком, с двумя огромными люстрами. Уже вечер наступил, стемнело, и за огромным окном едва виден был Лештуков мост... Мне говорят: «Подойдите к окну. Посмотрите, что вы там видите?». Отвечаю: «Ничего не вижу». — «Совсем ничего?». — «Ничего!». И чем больше меня Зонне пытал, тем больше я упорствовал и замыкался. Тогда за меня вступилась Казико. «Подождите, — говорит, — вы хоть что-нибудь видите?». — «Кусочек моста...».— Зонне обрадовался: «Ну, тогда представьте, что там Невский проспект. Что вы видите?». — «Вижу проспект. Вот прошёл трамвай. .. Вот прошёл автобус... Вот прошёл троллейбус...».

— «И всё?». — «Всё!». Этюд не сделал, но было видно, что очень меня тянут. Зачем? Думаю, мальчиков тогда мало поступало. Вышел я без тени надежды. Через два дня прихожу просто для очистки совести — взглянуть на список поступивших, по привычке ищу длинную фамилию. И вдруг обнаруживаю: есть!

На первых порах я никак не мог понять, зачем нужны этюды на воображение, зачем разглядывать узоры на потолке... Хотя некоторые упражнения были интересными. Например, мастер показывал открытку «Пётр Первый допрашивает Алексея», и надо было «войти» в картину и «выйти» из неё, оправдав свои действия. Я с трудом справлялся с подобными заданиями; не видел в них смысла. И так продолжалось до тех пор, пока мы не начали работать над «Горем от ума». Пришёл Исай Соломонович и сказал: «Будем учить пьесу наизусть!». На что наш курс ответил: «Не будем!». — «Нет, будете!». — «Не будем!». — «Тогда я уйду!». И Зонне ушёл с курса.

А в это время в театре появилась Евгения Константиновна Лепковская, ассистент Макарьева. И она начала с нами делать те же отрывки, что с ними. «Макарьевцы» показали зачёт успешно. А когда нас посмотрели, то сказали: «Всех выгнать!». Но Лепковская вступилась, и нас условно оставили. Вернулся Зонне и снова за своё: «Будем учить "Горе от ума"». И к концу второго курса мы сделали четыре варианта «Горя». Я учил текст и за Лизу, и за Софью, и за Фамусова, кто-то три акта выучил, кто-то до конца. Первый акт почти все наизусть знали. И наверное, получилось в целом неплохо. В это время с фронта вернулся Стржельчик, ему надо было решать, на каком курсе восстанавливаться. Он посмотрел «Горе от ума», подошёл ко мне: «Что у вас по мастерству?». — «Тройка». — «Ах, тройка...» — удивился он и пошёл доучиваться на другой курс, чтобы скорее получить диплом. Но тоже не особо выгадал. В это время Рудника сняли, в БДТ пришла Рашевская. Курс на полгода задержали. Потом выпускали «Старых друзей», пьесу, которую Малюгин написал специально для Нины Ольхиной, а поставил Ольшвангер. Так что они закончили учиться в январе, а мы —в июне.

Малюгин и Рудник пеклись о том, чтобы наше образование было не хуже академического. Стремились познакомить с выдающимися людьми. Русскую литературу вёл профессор ЛГУ Евгеньев-Максимов, устраивались встречи с Анной Ахматовой, Львом Успенским... Дипломными спектаклями у нас были «Воспитанница» и «Последние». Горьковская пьеса, наверное, получилась, нам предоставили для показа большую сцену. На спектакль пришёл Юрий Михайлович Юрьев, посмотрел, спросил завуча Тамару Германовну Зиньковскую: «Кто это?». — «Это наши мальчики-девочки». — «Какие мальчики-девочки? Это же артисты! После этого шестерых из нас приняли в театр. Как раз шли репетиции пьесы Ольги Берггольц и Георгия Макогоненко «У нас на земле», и все мы в неё попали. Ставила Рашевская, одну из ролей репетировала Грановская. Спектакль-то был неважный, да и пьеса удручающая, но банкет Ольга Фёдоровна нам всё же закатила.

Слушаю Изиля Захаровича и чувствую себя прямо-таки Шарлоттой из «Вишнёвого сада». Она так же внимала Фирсу, который вспоминал свою далёкую юность. История полувековой давности, имена и названия, почти никому ничего уже не говорящие... А рядом — живой свидетель и активный участник событий. Он помнит всё, вплоть до мельчайших деталей. За эти десятилетия не только наизусть выучил маршрут от дома до театра, но и в театре знает каждый закуток. Домашние адреса менялись: улица Некрасова, Зайцева, Театральная площадь, Садовая... А театр оставался единственным. Поначалу его гримерка была наверху, потом ярусом ниже, ныне его место в «генеральском» коридоре. И в театр уже не приходится идти пешком.

— Меня теперь на спектакли возят. Присылают за мной машину. Наверное, дирекция опасается, что я по дороге рассыплюсь.

Это, конечно, шутка. В свои восемьдесят лет Изиль Заблудовский бодр и статью не отличается от себя прежнего - высок, худощав, прям и строен. Любит вспоминать, как в период подготовки к «Королю Генриху IV» его обрисовал Товстоногов, объясняя Кочергину, кто будет играть Облако: «Заблудовский это человек с одним измерением -вертикальным». Художника это настолько впечатлило, что он сделал эскиз портретно схожим с артистом. Теперь в этом можно убедиться, зайдя в Бахрушинский музей.

Кого он только не играл на сцене БДТ. Не гнушался безымянными персонажами («Второй парень», «Молодой человек»), создавал маленькие шедевры, вроде Троттера в «Пиквикском клубе» или Просвещённой личности в «Смерти Тарелкина», даже в хоре-табуне («Холстомер») пел-плясал. В спектакле «Ложь на длинных ногах» сумел вызвать сострадание к зануде и скряге Роберто Перретти. Нашёл свою нишу и на Малой сцене, где кроме греческих «Борцов» был Гаэтан в спектакле Рецептера «Роза и крест». Там герой Блока провозглашал: «Сердцу закон непреложный — Радость-Страданье одно...». Это ли не заповедь артиста?!

— Как-то Дина Шварц подсчитала, что я сыграл больше всех ролей. Но я за количеством не гнался. И никогда не мечтал о каких-то конкретных ролях. Предлагали — соглашался. Георгий Александрович, как мне кажется, не очень верил в мои возможности. Больших ролей не давал. Он ведь вообще для артистов спектакли не ставил. Только после того, как я сыграл у греческого режиссёра Шапаниса в спектакле «Борцы», он сказал с некоторым удивлением: «Оказывается, у Заблудовского есть дыхание на большую роль».

— Наверное, поэтому самая большая роль у вас была на стороне, в спектакле «Супруги Каренины»?

— Это от начала до конца заслуга Розы Сироты. У нас с ней были необычайно добрые отношения. Она меня как-то выделяла, поддерживала, бывало, какую-то роль проходила со мной. Как, например, было с «Мещанами». Тогда из театра ушла Татьяна Доронина, которая должна была играть Елену в «Мещанах». Я зашёл в тот момент к Товстоногову как уполномоченный ВТО. Взял с него взносы, а в это время пришли Дина Шварц и Сирота, принялись горячо обсуждать, кем кого заменить. Включился в разговор и я, сказав, что не понимаю, отчего это артисты, у которых так много ролей, уходят из БДТ Георгий Александрович мгновенно среагировал: «А вы что, тоже хотите уйти из театра?». — «Нет, я не хочу Я только не понимаю, почему они уходят». Товстоногов продолжил мысль: «Вот вы всё жалуетесь, что хотите играть, а ролей не дают. Что же вы заявки не подаёте?! Мне вот сейчас нужен Доктор, а никто не вызывается!». — «Помилуйте, Георгий Александрович, вы же сказали, что вам нужен артист небольшого роста, по контрасту с большим, мощным Панковым?!». (Товстоногов хотел сделать Доктора, который когда-то мучил эту глыбу Тетерева, плюгавым, маленьким. Кроме того, я знал, что из-за болезни Татосова пробовали артистов той же комплекции — Володю Козлова и Жору Штиля.) На этом разговор вроде бы окончился, но Роза Сирота меня догоняет и говорит: «По-моему, он тебе сделал предложение. Давай, подготовим роль самостоятельно, а потом покажем ему, и пусть решает». В этой ситуации меня больше всего волновал этический аспект: Жора Штиль — мой приятель, не мог же я за его спиной репетировать. Я ему всё рассказал, он не слишком обрадовался, но смирился. Мы с Сиротой подготовили роль, показали Георгию Александровичу ему понравилось. И мы со Штилем начали репетировать в прямую очередь. Накануне премьеры Товстоногов объявил: «Генеральную и премьеру играет Заблудовский, а второй спектакль — Штиль». Так все годы существования спектакля и было два варианта — с маленьким Доктором и с долговязым. И наши добрые отношения с Жорой сохранились.

А когда Сирота позвала меня играть Каренина, я очень удивился, стал отнекиваться: ну какой же я Каренин? Она возражала: «Вы будете очень монтироваться с Чурсиной!». Она буквально в один день сделала композицию. Взяла роман и, не вымарав ни одного слова, прочертила взаимоотношения Каренина и Анны. У меня роль долго не получалась. Надо было и авторский текст произносить, и от лица героя действовать. Эту грань я никак не мог нащупать. Сирота говорила: «Найди сам!». А у меня не получалось. Даже решил отказаться. И вдруг она начала плакать. Рыдает и сквозь слёзы говорит: «Ты что думаешь, я идиотка? Я же вижу, что у тебя получится! Почему ты мне не веришь?». Это меня сразило. Вскоре нашлись нужные мотивации, и Каренин отделился от автора.

— Да, спектакль был удивительно гармоничный. Неожиданный, поскольку Сирота, как никто, умела вскрыть внутренний драматизм характеров. «Супруги Каренины» жили долго и счастливо, несмотря на то, что и режиссёр, и партнёрша, Людмила Чурсина, перебрались в Москву. На телевидении вы тоже с Сиротой работали. И с другими питерскими мастерами «литературного театра»...

— С Сиротой у меня была интересная работа, чеховский рассказ «Забыл!». Режиссёрски она так искусно выстроила ритмы, что нам с Борей Лёскиным играть было просто и легко. Хотя вроде бы герой — говорливый «дачный муж» Гауптвахтов, который пришёл в музыкальный магазин за нотами и никак не может вспомнить, что же именно он должен купить, мне был не близок. Впрочем, со стороны я эту работу не видел. Мы ведь в прямом эфире это делали. С Давидом Карасиком были хорошие спектакли. Это был то, что называется, мой режиссёр. Брехт у него был замечательный. А «Большая кошачья сказка»? Блестящий спектакль и по решению, и по актёрскому ансамблю. Золотая пора ленинградского телевидения. Я с Диной Луковой работал, с Юрием Маляцким, с Инессой Мамышевой...

Рассказывая о ТВ 1960— 1970-х годов, Заблудовский опять испытующе на меня поглядывал. Слава богу, всё, о чём он говорил, не было для меня пустым звуком. Телевизионная литдрама той поры являлась чем-то вроде дополнительной сцены не только для БДТ, но и для остальных питерских театров. Крупный план, большая аудитория, первоклассная литература, блестящие профессионалы в качестве режиссёров, операторов, художников, композиторов... Всё это превращало телестудию из «халтуры», до которой тоже были охочи питерские артисты, в подлинно творческое место, где встречались те, кто не мог пересечься на театральных подмостках, где получали такие роли, которых не давала казённая сцена. Сегодня уже нет ни того ТВ, ни того театра. Но для Изиля Захаровича все эти «тени минувшего похоже, живы.

— Какие замечательные «Дачники» были у Бабочкина! Мне кажется, спектакль был даже лучше, чем у Товстоногова. Какие там сцены были у Софронова с Казико! А декорации? Их перед открытием занавеса даже опрыскивали лесной водой, пейзажи представали, как живые, каждая картина сопровождалась зрительским «ах!» и взрывом аплодисментов. Техника была допотопная, зато мастера замечательные. Всё же тогда делалось вручную. И как удавалось художникам по свету (при мне был такой Громов, уникальный специалист) создавать световые переходы от яркого солнечного дня к закату — непостижимо. А во время работы над «Горе от ума» мы подружились с Исааком Шварцем. Он покорил меня не только чудесной музыкой, но и каким-то особенно тёплым отношением. Композитор он, конечно, выдающийся. Я всю его театральную музыку люблю и песни на стихи Булата Окуджавы. Особенно «Любовь и разлука» («Дорожную»): Чем дольше живём мы, тем годы короче, / Тем слаще друзей голоса. /Ах, только б не смолк под дугой колокольчик,/ Глаза бы глядели в глаза... А его ораторию «Желтые звёзды» вы слышали?!

Признаться, я слышала не только ораторию, но и нежные интонации Исаака Шварца при имени Заблудовского. Недаром он из всей огромной труппы БДТ выделил именно этого артиста. А год назад, узнав, что тот репетирует главную роль в «Станционном смотрителе», обрадовался ещё одной нити, их соединяющей: ведь он писал музыку к фильму и эту пушкинскую повесть пережил как свою. Роднит старых друзей и вкус к классике. Лучшие их работы связаны с великой литературой.

— Когда Темур Чхеидзе задумал ставить «Маскарад», он спросил меня: «Изиль Захарович, вы не согласились бы принять участие?». Я удивился. Ума не приложу, что за роль он мне может дать? Вывешивается распределение. Смотрю: «Слуга — Заблудовский». Вроде, пьесу знаю, но что там за слуга, не припомню. По ходу репетиций оказалось, что роль вовсе не проходная. Режиссёру было важно, чтобы у Арбенина, которого играет Андрей Толубеев, был собеседник, слушатель, чтобы его огромные монологи не летели в пустоту. Слуга почти всё время находится на сцене. Все видит и слышит, сам оставаясь в тени. На нём лежит важная смысловая нагрузка. А когда есть смысл, дело не в величине роли и количестве текста. Мне в этом спектакле не стыдно слугой выходить. Хотя поначалу я смущался и сопротивлялся тому, что на поклонах режиссёр выводил меня следом за главными героями.

Как видно, Темур Чхеидзе прекрасно понимал, какое место занимает вертикаль по фамилии Заблудовский в Большом драматическом театре. Вертикаль — это не только прямая линия традиции, тянущаяся из середины XX столетия в век XXI. Это остов, хребет, несущая конструкция. Не гнётся, сопротивляется давлению. Зато есть на что опереться. Пока есть такой человек в труппе, сохраняется ощущение стабильности и надёжности.

Алексеева Елена

Фолкинштейн М. Изилю Заблудовскому - 80 // Культура. 2007. 12-18 июля

Он родился 10 июля 1927 года. И вослед целому ряду ровесников получил свое имя в полном соответствии с той эпохой. Ведь «Изиль» означает не что иное, как «Исполняй заветы Ильича». 

Об этом любопытном факте нам поведал на страницах книги «Прошедший сезон, или Предлагаемые обстоятельства» Владимир Рецептер. Рецептеру же принадлежит, наверное, наиболее точное высказывание о Заблудовском. «По Рецептеру», это «настоящий и еще недооцененный мастер, имеющий все для того, чтобы сделать громкую карьеру», и которому «не хватает, пожалуй, лишь одного — слепого актерского честолюбия».Эти строчки были опубликованы восемнадцать лет назад, в 1989-ом. 

Но в натуре Изиля Заблудовского с тех пор, похоже, мало что изменилось. Артист все также скромен. Не рекламирует свои достижения, и при всяком удобном случае предпочитает говорить не о себе, а преимущественно о коллегах. По примеру большинства собратьев по актерскому ремеслу тоже периодически отдает дань участию в сериалах (хотя в свое время снимался и в большом кино, скажем, в фильме Петра Фоменко «На всю оставшуюся жизнь», в «Рафферти» Семена Арановича), но популярность в ее общепринятом, «звездном» понимании обходит его стороной. 

Впрочем, тот, кто знаком с индивидуальностью Заблудовского, вправе предположить, что данная «мишура» артиста ничуть не интересует. Его стихия — чистое творчество, и шанс заниматься им Изилю Захаровичу дарит только театр.

К слову, в биографии Заблудовского он единственный, легендарный санкт-петербургский Большой драматический, на чьи подмостки Изиль Захарович впервые вышел аж в 1944, будучи учащимся Студии при БДТ. Сейчас Изиль Заблудовский — один из старейших и, что особенно важно, востребованных артистов БДТ. А недавно он и вовсе был удостоен собственного бенефиса, сыграв на Малой сцене своего родного театра Самсона Вырина в «Станционном смотрителе» А. С. Пушкина.

Нынешнюю, достаточно большую репертуарную занятость Изиля Заблудовского можно, конечно, объяснить безусловным везением, без которого не способна состояться полноценная творческая судьба. Однако здесь стоит усмотреть и огромную долю заслуги самого Изиля Захаровича, сумевшего подобно бегуну на длинные, стайерские дистанции как-то очень верно распределить отпущенный ему природой энергетический запас, да и весь актерский организм сохранить в абсолютной «боевой» готовности. 

Заблудовскому — 80. Но его худая, по-донкихотовски «вытянутая» фигура по-прежнему невероятно пластична. Движения изящны, подчеркнуто элегантны. Речь не потеряла и капли своей внятности и выразительности. Душа открыта навстречу любой работе, а фантазия неистощима. 

Последнее позволяет артисту в каждом, независимо от количества реплик персонаже находить неповторимую характерность и личностную «изюминку». Так, в комедийной «партитуре» образа Роберто из спектакля «Ложь на длинных ногах» Э. де Филиппо он обнаруживает щемящие, минорные «ноты», роль Джеффри Торнтона в «Костюмере» Р. Харвуда превращает в благодарное приношение своей профессии, а Слугу Арбенина из «Маскарада» — в заметное и весьма значительное действующее лицо лермонтовской драмы…. 

Видимо, именно актерская самостоятельность Заблудовского и обеспечивает ему плодотворный контакт с режиссурой сегодняшнего БДТ — Темуром Чхеидзе, Николаем Пинигиным, Андреем Максимовым. Не могло это не импонировать и многолетнему художественному лидеру БДТ Георгию Товстоногову, и режиссеру-педагогу театра Розе Сироте, под чутким руководством которой Изиль Захарович подготовил довольно внушительную «галерею» своих ролей. В том числе: едва ли не самую неожиданную и поэтому, без сомнения, бесконечно дорогую — Каренина в выпущенной в 1983-ем вне стен БДТ композиции «Супруги Каренины» по Л. Н. Толстому. 

Вместе с Сиротой Заблудовский увидел Каренина, прежде всего, глубоко порядочным человеком с незыблемой нравственной позицией, но при этом чрезвычайно нежным сердцем. К такому Каренину просто нельзя было не проникнуться симпатией. 

Уважение вызывало и тактичное, поистине джентльменское партнерство Изиля Заблудовского с Людмилой Чурсиной-Анной, и деликатное отношение артиста к зрительному залу. Пользуясь в основном скупыми, тщательно отобранными актерскими средствами, ни на мгновение не забывая о концертной специфике «Супругов Карениных», он ничего специально не интонировал, ничего нам не навязывал, а ненароком, исподволь заставлял нас сочувствовать, сопереживать своему герою. 

Эта сценическая интеллигентность присуща всем, без исключения актерским созданиям Заблудовского. И сегодня, в период господства артистического бескультурья и агрессивности она представляется подлинным раритетом. Неким «приветом» из другого, практически уже ушедшего, «золотого» века российского театрального искусства.

Майя ФОЛКИНШТЕЙН