Трофимов Николай Николаевич

Народный артист СССР
Родился 21 января 1920 года в г. Севастополе. 
Окончил Ленинградский государственный театральный институт в 1941 году. В годы Великой Отечественной Николай Николаевич служил в ансамбле Военно-морского флота. Кавалер орденов "Красная звезда", "Отечественная война", медалей "За победу над Германией", "За оборону Ленинграда". 
После демобилизации в 1946-м по приглашению Н.П. Акимова поступил на службу в Театр Комедии, где проработал почти двадцать лет и сыграл более тридцати ролей, среди которых: Перришон ("Путешествие Перришона"), Москатель ("С любовью не шутят"), Ломов ("Предложение"), Мурзавецкий ("Волки и овцы"), Манилов ("Мертвые души"), Епиходов ("Вишневый сад"), Фединька Козелков ("Помпадуры и помпадурши"), Синичкин ("Лев Гурыч Синичкин").
Миллионы зрителей узнали и полюбили артиста Н.Н. Трофимова по кино и телефильмам "Война и мир", "Веселые расплюевские дни", "Лев Гурыч Синичкин", "Повесть о неизвестном актере", "Укротительница тигров", "Железный поток", "Пестрые рассказы", "Зависть", "Пядь земли", "Элиза Дулитл"… 
С 1964 года и до последних дней, более сорока лет, Николай Николаевич Трофимов служил артистом Большого драматического театра, в который  был приглашен Г.А. Товстоноговым. За эти годы "комик мирового класса", как отзывался о нем знаменитый польский режиссер Э. Аксер, сыграл на сцене БДТ более сорока ролей в спектаклях, ставших театральными легендами: Чебутыкин в "Трех сестрах", Лебедев в "Идиоте", Перчихин в "Мещанах", Фил Хоген в "Луне для пасынков судьбы", Майор в "Тоот, другие и майор", Акоп в "Хануме", Пантелей Мелихов в "Тихом Доне", Телегин в "Дяде Ване", Расплюев в "Смерти Тарелкина", Голутвин в "На всякого мудреца довольно простоты", Пиквик в "Пиквикском клубе", в роли которого артист в последний раз вышел на сцену БДТ 21 января 2005 года в день своего 85-летия…
Театр, для Народного артиста СССР Николая Николаевича Трофимова, был делом всей его жизни. А жизнь для него не представлялась без театра. В 2000 году Н.Н. Трофимову была присуждена Высшая театральная премия Санкт-Петербурга "Золотой софит" - специальная премия "За творческие достижения и преданность театру". Он был великим артистом, который, даря улыбку, заставлял всерьез задуматься о парадоксах жизни, весело и легко делился своим мудрым знанием о человеке.
 Умер Николай Николаевич Трофимов 7 ноября 2005 года. Похоронен в некрополе "Литераторские Мостки" Волковского кладбища в Санкт-Петербурге.
Пресса
Макарова Л., Штиль Г., Неведомский Л. Памяти Николая Трофимова // Петербургский театральный журнал.   2006. №43
О Трофимове столько говорено, столько написано… Это был великий артист-комик. Комики вообще большая редкость. Георгий Александрович Товстоногов называл его лучшим комиком мира и сравнивал с Чарли Чаплиным. Для меня Чарли Чаплин — великий трагикомический артист, а Николай Николаевич Трофимов — не только комик, но и лирик, и поэт. Он был очень светлой личностью. И меня по сей день потрясает, как у него получалось, имея огромную популярность, любовь народа, пройдя колоссальный жизненный, творческий путь, и в восемьдесят пять лет сохранять в себе чистоту, свет, теплое отношение к людям. Это очень трудно. Николая Трофимова любили все, ему всё прощали. Он частенько забывал текст, но играл так, что становилось неважно, верны его реплики или нет, ведь он всегда играл тему, которую несет его герой, он как бы растворялся в нем. 
Можно было бесконечно слушать в его исполнении «Стакан» Зощенко, который он читал с первого курса театрального института и до последнего дня своей жизни. Я сотни раз слушал и сотни раз, как в первый, смеялся до слез. Это было так трогательно, так душевно. 
В день его 85-летнего юбилея, который мы отмечали 21 января прошлого года, я в поздравление спел для Николая Николаевича песню «Когда проходит молодость»… А уже в ноябре я принес на панихиду запись песни «Журавли» в исполнении М. Бернеса. Для меня было большой неожиданностью, когда за три дня до прощания наш звукорежиссер Г. В. Изотов обратился к актерам — нет ли у кого «Журавлей» в исполнении Бернеса. Я сказал, что у меня есть и я принесу… 
И когда на панихиде звучала песня «Журавли», мне казалось, что Николай Николаевич слышит. Слезы удержать было невозможно. Никогда не думал, что это его любимая песня и он при жизни обратится с просьбой, чтоб на панихиде звучала именно она… мы выносили под нее гроб. 
Он всю жизнь был солдатом, он всю жизнь тянул эту солдатскую лямку. Я не знаю, кто он был — капитан запаса, майор… Знаю, что у него орден Великой Отечественной войны. Знаю, что для него самым лучшим и светлым праздником был День Победы. 
И знаю, что он сам при жизни выбрал слова для прощания с нами: 
Настанет день, и с журавлиной стаей
Я поплыву в такой же сизой мгле,
Из-под небес по-птичьи окликая
Всех вас, кого оставил на земле. 
Николай Николаевич Трофимов остается в моей памяти солдатом Колей Трофимовым. Он все 85 лет честно отслужил театру, имея все звания, все награды и оставаясь все же рядовым Колей Трофимовым. 
Леонид Неведомский.
Еще в студенческие годы, когда я в первый раз увидел Н. Н. Трофимова на сцене театра Комедии, я был поражен его игрой в «Трагике поневоле» по Чехову. Его герой появлялся нагруженный целым ворохом вещей, в руках у него был большой стеклянный шар, который он всячески оберегал, но, в конце концов, разбивал его, неловко выпустив из рук. Трофимов — самый органичный артист, которого я в своей жизни видел. Переиграть его было невозможно, у него потрясающее обаяние… Он один из пяти лучших комиков мира! 
Я пришел в БДТ в 1961 году, а через несколько лет пригласили Николая Николаевича. И мы с ним играли вместе в «Ревизоре». Он был блистательным Хлоповым. В маленькой роли привлекал к себе внимание зала и заставлял его смеяться, а вроде бы ничего особенного не делал. Потом мы пересеклись в «Мещанах». Я всегда смотрел, как он играл Перчихина, а Лебедев Бессеменова. Конечно, там был стопроцентный актерский ансамбль. Но Перчихина Трофимов играл грандиозно. Это было моментом настоящего искусства. Навсегда запомнилась мне фраза, сказанная им в спектакле «Тоот, другие и майор». В эпизоде, когда одна из матерей отдавала своего сына в армию, Трофимов-Майор говорил ей: «Возьмем к нам в штаб. В штабе хорошо топят». И говорил так, что я эту интонацию на всю жизнь запомнил. В одной фразе он сумел высказать и превосходство, и снисхождение, и простую человеческую заботу, хотя играл отрицательного героя. Вроде бы ничего не значащая фраза, а врезалась в память навек. Он всегда был предельно точен. И, не побоюсь этого слова, он и не играл, а жил. А жить на сцене — это самое трудное. В любом жанре у него была своя мера, он никогда не наигрывал. Люди всегда ему верили, а это самое главное. 
Быть его партнером было очень легко. В диалоге с ним по определению невозможно было солгать. Вообще в нашем театре все так играли, с любым актером было интересно. К сожалению, старая гвардия уходит. 
Как-то он сказал мне: «Жора, называй меня Колей», — хотя был старше лет на четырнадцать. А меня всегда называл Жорик. Еще одной замечательной чертой была его всегдашняя готовность помочь. Он не был равнодушным человеком и артистом. Коля мог просто подойти после спектакля и очень искренне… не пожурить, а подсказать, по-дружески, мягко и скромно поделиться знанием, указав на увиденный им недостаток твоей работы, и это всегда очень помогало. Вот в этом он был действительно настоящий человек искусства. 
Георгий Штиль
 
Познакомились мы с Колей в театре Балтийского флота, где оба служили во время войны. Это был 1942 год. Там мы работали до 1945-го, а потом наши пути разошлись. Меня отозвали в БДТ, театр к этому времени вернулся в Ленинград, и Коля демобилизовался. 
Спустя годы мы встретились с ним уже в нашем Большом драматическом театре, когда его пригласил Георгий Александрович Товстоногов. Поначалу мы редко играли вместе. А вот когда началась работа над «Ханумой», то мы с Николаем Николаевичем составили тесный актерский дуэт и началась наша творческая дружба. 
Мы довольно часто вместе ездили на концерты, играя отрывки из спектакля. Коля замечательный артист! Особенно был хорош, когда репетировал: так любил импровизировать, и у него это хорошо и легко получалось. Он даже потом мог хуже играть… Бывало, забывал слова, к сожалению, но умел попасть в общий ритм, он был очень музыкальным, и все становилось на места. 
Мне очень жаль, что он ушел из жизни. Он очень любил жизнь и хотел до последней минуты работать. И работал. Пикквика играл до последних дней. И еще преподавал студентам актерское мастерство. Я спрашивала его порой: «Коленька, ведь это довольно тяжело, зачем ты это делаешь?» А он отвечал: «Ты знаешь, они играют, и я с ними играю. Мне скучно, я должен репетировать. Я с ними прохожу какой-нибудь отрывок, и мне кажется, что это я репетирую. Им хорошо — и мне хорошо». Он очень любил свою работу и театр. Он всегда мечтал играть. И когда объявили, что будем ставить «Дорогую Памелу», которую выпустили к моему юбилею, он тоже хотел сыграть в этом спектакле Сола Бозо, которого играет сейчас Геннадий Богачев. Он говорил мне: «Как я хочу сыграть эту роль…». Но я видела, что сил у него было не так много. И вот инсульт, один за другим. 
И Коли не стало… 
Это очень большая потеря и для театра, и для людей, которые с ним были вместе. Для меня он из тех, память о ком не померкнет никогда. 

Людмила Макарова

Герусова Е. Пиквикский клуб закрывается: Умер Николай Трофимов // Коммерсант. 2005. 8 ноября. №209
В ночь на 7 ноября на 86-м году жизни в Санкт-Петербурге умер актер Николай Трофимов. Последнее время Николай Николаевич Трофимов тяжело болел. Но еще прошлой зимой, в день своего 85-летия, играл на сцене БДТ имени Товстоногова Сэмюэля Пиквика.
Это был последний раз, когда он вышел на сцену. "Пиквикский клуб" не склонный к баловству актеров Георгий Товстоногов поставил для Трофимова в 1976 году - к концу 1990-х "Пиквикский клуб" оказался чуть ли не единственным товстоноговским спектаклем, сохранившимся в репертуаре театра. Надо думать, великий и чуждый сантиментов режиссер, превращая Николая Трофимова в доброго и беспредельно наивного мистера Пиквика, не просто видел, как замечательно актер подходит на эту роль, но и восстанавливал какую-то высшую справедливость. В современном театре для Николая Трофимова было не так много первых ролей.
Актер был наделен чистейшей пробы, далеким от комикования комедийным даром, и одновременно у него было, по товстоноговскому же определению, "Богом данное чувство серьеза". Его герои становились маленькими, смешными и иногда жалкими, но достойными людьми, в чеховском и диккенсовском понимании, - нелепыми, трогательными, вызывающими щемящее и одновременно нежное какое-то сочувствие. Даже если ты был готов хохотать над ними до слез. Гоголевского неодобрения, насмешки в них не было. Дарование Николаю Трофимову досталось открытое, светлое. Едва актер появлялся на сцене, от него исходила почти физически ощутимая энергия добра - волна эта была такой силы, что сопротивляться ей зритель решительно не мог.
Театральная карьера Николая Трофимова складывалась гладко. Севастопольский мальчик сразу поступил в Ленинградский театральный институт на курс замечательного педагога Бориса Зона. Окончил его в военном 1941-м. В 1945-м служил актером на Балтийском флоте, пел в Ансамбле пяти морей Дунаевского. В 1946-м принял приглашение Николая Акимова и стал премьером в Театре комедии. От Акимова его увел Товстоногов -- Николай Трофимов умер актером БДТ, прослужив на этой сцене более 40 лет. Сыграл более 40 ролей. Начал с Чебутыкина в товстоноговских "Трех сестрах". Потом играл, конечно, и Вафлю. Любил роль Перчихина в "Мещанах". Но коронной его ролью в БДТ стал - кроме, конечно, бесконечно милого и любимого актером и публикой мистера Пиквика - жанровый, подвижный и лукавый Акоп в "Хануме". Темперамент, музыкальность, волшебная легкость игры и страсть к импровизации всегда отличали Трофимова. Всем знакомый диалог милицейского полковника с Чеканом из "Бриллиантовой руки" ("А вот это попробуйте") актер принес из БДТ, так он репетировал с Товстоноговым.
Обаяния Николая Трофимова, присутствие которого актерская профессия и в принципе подразумевает, с лихвой хватило бы на целую труппу. Актерская природа подарила ему способность точных сценических реакций, как говорят в театре, оценок. Но просто природа ограничила внешностью характерного актера, запертого в рамки амплуа, где Николай Трофимов с годами стал казаться отражением Льва Гурыча Синичкина, роль которого он тоже замечательно играл.

Елена Герусова

Карась А. Сократ подмостков: В Петербурге скончался великий русский комик Николай Трофимов // Российская газета. 2005. 8 нояб.
НАРОДНЫЙ АРТИСТ СССР НИКОЛАЙ ТРОФИМОВ СТРАННЫМ ОБРАЗОМ ВСЮ СВОЮ ЖИЗНЬ БЫЛ СВЯЗАН С МОРЕМ. СНАЧАЛА — С ЧЕРНЫМ, ПОТОМУ ЧТО РОДИЛСЯ В СЕВАСТОПОЛЕ, ПОТОМ С БАЛТИЙСКИМ, ПОТОМУ ЧТО СРАЗУ ПОСЛЕ ШКОЛЫ УЕХАЛ УЧИТЬСЯ В ЛЕНИНГРАД.
Там и застала его война, которую он прошел в составе ансамбля Военно-морского флота. Затем он работал под руководством Николая Акимова в Ленинградском Театре комедии, играл на сцене Театра имени Ленинского комсомола и наконец в БДТ, где им были сыграны, пожалуй, его самые звездные роли.
Его работы в спектаклях Товстоногова «Я, бабушка, Илико и Илларион», «Идиот», «Мещане», «Ревизор», «Ханума» продолжили, быть может, самую главную, самую трепетную традицию отечественного актерства — его милосердную проповедь о «маленьком человеке». Как никому другому, Трофимову было дано воплотить этот тип умилительно-горестного, трагикомического песнопения об униженных и оскорбленных. Капитан Тушин и Лев Гурыч Синичкин, беззаветно влюбленный в свою дочь — два его знаменитых кинообраза, — быть может, самые главные герои всей русской жизни, простодушно и смиренно принимающие в ней все и ничего не требующие взамен.
 
Собственно, это и был его главный дар: в смешном открывать трагическое, в горестном видеть смешное. Георгий Товстоногов называл его «русским Бурвилем», а Николай Акимов справедливо полагал, что неимоверная естественность Трофимова затмила бы рядом с ним даже кошку.
Почти тридцать лет жил на сцене БДТ его сэр Пиквик в знаменитом спектакле «Пиквикский клуб». 21 января 2005 года Трофимов, как и в день премьеры 1978 года, играл его по случаю своего юбилея. Это был его последний выход на родную сцену.
К концу жизни Николай Трофимов мечтал сыграть философа и чудака Сократа. Быть может, он окончательно доказал бы корневую связь комической традиции и философии.

Алена Карась

Сердобольский О. Глава из книги "Автографы в антракте: Актерские байки. 100 встреч - новелл - фотопортретов". СПб., 2001
Вехи биографии.
Народный артист СССР Николай Трофимов в 1941 году окончил Ленинградский театральный институт. В 1945-1946 годах – актер театра Краснознаменного Балтийского флота. С 1946 года работал в Ленинградском Театре Комедии под руководством Николая Акимова. В 1963-1964 годах играл на сцене Театра имени Ленинского комсомола. С 1964 года – актер Большого драматического театра под руководством Георгия Товстоногова.
Николай Трофимов о себе. «Тюкнем стакашек?»
 
«Если недостатки действительно являются продолжением наших достоинств, то одно такое достоинство у меня, несомненно, есть: на сцене я часто забываю текст. Ну, выпадает он у меня из головы и все тут. С этой удивительной особенностью моей памяти Товстоногов познакомился еще в Театре Комедии, когда Акимов пригласил его поставить спектакль «Помпадуры и помпадурши». 
Однажды из-за моей забывчивости Георгию Александровичу пришлось трижды останавливать репетицию, после чего он отозвал меня в сторонку и тоном заговорщика сказал:
— Николай Николаевич, могу поделиться индийским способом запоминания текста.
— Очень интересно,— оживился я.
— Его надо учить... 
Для объективности картины добавлю, что дело не только в моей дырявой памяти. Такие коварные провальчики часто случаются оттого, что я в привычных ситуациях пытаюсь что-то заново сделать или темперамент меня захлестывает. 
Впрочем, все это не помешало знатоку «индийского способа запоминания текста» пригласить меня в труппу БДТ. И здесь я сразу получил роль Чебутыкина в «Трех сестрах». Ну и намучился же я с этим Чебутыкиным! Мне все казалось, что он мало говорит, а все больше газету читает. И, боясь наскучить зрителям, я все пытался найти какие-то приспособления, чтобы вызвать смех. Но только начну, тут же — голос Товстоногова:
— Стоп!.. Николай Николаевич, это — не Театр Комедии.
— Ну, тогда, может, попробовать...— начинаю я робко.
— Не надо.
— А если так...
— Нет, нет, спасибо,— прерывает он, не давая мне досказать. 
И такие вот муки продолжались от Чебутыкина до Перчихина в «Мещанах», где я наконец-то освоился. Но тот чудесный диалог мне очень пригодился потом для роли милицейского полковника в фильме «Бриллиантовая рука». Помните, там Чекан обращается ко мне: «А что, если...» — «Не надо».— «А давайте...» — «Ни в коем случае».— «Ну, тогда, может...» — «А вот это попробуйте». 
Мне нужно было не просто поменять театр, а перейти из одной системы в другую: в Комедии — метод представления, а в Большом драматическом — переживания. И Товстоногов терпеливо ждал, когда я укоренюсь в его труппе. Правда, не все были такие терпеливые. Однажды, увлекшись, я слишком выдвинулся на авансцену и тут же услышал ультимативный шепот Татьяны Дорониной:
— Встаньте на свое место!
Она дала понять новичку, что авансцена принадлежит ей. 
На «свое место» меня пытались поставить еще в школе, где я хромал на обе ноги по поведению и прилежанию. В эту комедию вовлекались и мои родители, которых не раз вызывали на директорский ковер за мое хулиганство. Папа с мамой для принятия мер уточняли состав преступления. Им объясняли:
— Смешит детей, а сам не смеется. Он у вас артист.
Ну, раз артист, я и пошел в Севастопольский ТЮЗ, еще совсем зеленым юнцом. Помню, дали мне бессловесную роль в «Хижине дяди Тома». Намазали лицо какой-то ваксой, и изображал я чернокожего невольника, которого продавали с помоста вместе со взрослыми. Мне захотелось чем-то выделиться в массовке, и я упросил режиссера поставить меня последним.
Нас покупал и угонял в рабство плантатор с плеткой. Я придумал такой ход: тихонько подкрадываюсь к нему сзади, быстро ударяю ногой под зад и даю стрекача. Конечно, детишкам было смешно. Но потом вышла огорчившая меня рецензия на спектакль. Все вроде бы хорошо, писал критик, но есть там мальчик Коля, исполняющий роль невольника, так он, наверное, плохо знает историю, потому что за нападение на хозяина он тут же оказался бы на виселице. 
Кстати, насчет знания истории. Мне она преподнесла однажды такой сюрприз, что хоть стой, хоть падай. Видно, не зря один наш классик сказал: нет, дескать, лучшей участи, чем в Риме умереть. Дело как раз и было на гастролях в Риме, куда приехал наш Большой драматический. Расположились мы в гостинице. А рабочие сцены первыми отправились знакомиться с площадкой и возвратились оттуда с загадочными лицами.
— Николай Николаич, что мы видели!.. Вас ждет большой сюрприз.
— Лично меня?
— Лично Вас... 
На следующее утро повели они меня в небольшой зеленый дворик за театром. Здание старое. А неподалеку археологи раскопки ведут, торчат из глубины развалины древнего Рима. Во дворике же, у стеночки, стоит саркофаг без крышки, сделанный из цельного куска мрамора. Саркофаг, в общем-то, как саркофаг. А по боковине буквы вырублены.
— Читайте,— призывают меня мои соотечественники, как будто я полиглот.
Когда же я стал разбирать буковку за буковкой, то почувствовал, как волосы у меня на голове начали непроизвольно шевелиться.
На мраморе по-ихнему, по-древнеримски, было выбито — я раз сто прочитал: «НИКОЛА ТРОФИМОВ АКТЕР».
— Милые мои,— говорю,— что же это такое!
— Так вот,— отвечают рабочие,— сами удивляемся.
Неужто, подумал я, мои доброжелатели еще в каком-то веке до нашей эры обо мне так трогательно позаботились? 
Я и о заботливых зрителях могу рассказать. И не только про наших, но и про иностранных. Играли мы в Японии «Дядю Ваню». Я в этом спектакле — Вафля, приживал. И вот на последнем представлении идет к сцене девушка с большой белой сумкой. Обычно-то все дары попадают тем, кто в центре. Я же стоял с самого края. Гляжу — она именно мне эту сумку протягивает. Весьма увесистую, между прочим. За кулисами раскрываю сумку на всеобщее обозрение, а там — мать честная! — виноград, груши, яблоки, орехи, какие-то японские угощения. И понял я, что она, наверное, накануне смотрела наш спектакль и проснулась в ней жалость к бедному Вафле. Вот и взяла она над ним шефство. 
Читаете вы мои байки и, наверное, удивляетесь: неужели Трофимов не упомянет про рассказ Зощенко «Мелкий случай из личной жизни» — как один гражданин на поминках нечаянно стакан кокнул? Ну, раз вы просите — извольте. Выучил я этот рассказ, еще когда в Театральный институт поступал в Ленинграде. И так он вошел в мой репертуар, что ни одного концерта не обходилось, чтобы я не читал «Мелкий случай». Товстоногов очень любил его слушать, хоть я всем с этим рассказом надоел. Когда Гога был в хорошем настроении, то иногда говорил: — Так что, Николай Николаевич, тюкнем стакашек? А однажды, еще до войны, случилась такая история. Выступали мы, студенты Театрального института, в Доме писателя с произведениями ленинградских авторов. Ну, я, разумеется, вышел со своим «Стаканом». И вот в антракте подходит ко мне небольшого роста мужчина, очень интеллигентного вида, с печальными глазами, протягивает руку и говорит: — Спасибо... Я и не знал, что написал такой хороший рассказ. Так вот благодаря Зощенко появился один мелкий случай и в моей личной жизни».