Лаврова Мария Кирилловна

Заслуженная артистка России, лауреат Государственной премии
Окончила Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии им. Н.К. Черкасова в 1987 году.
В труппе театра с 1993 года.

Роли текущего репертуара:
Вторая сцена БДТ:
Калека с острова Инишмаан (М. МакДонах Режиссер-постановщик — Андрей Прикотенко) — Эйлин

Основная сцена БДТ:
Материнское сердце (Спектакль Андрея Могучего по мотивам рассказов Василия Шукшина, текстов Николая и Елены Рерих и стихотворений Козьмы Пруткова) — Анна
Три сестры (А. П. Чехов Режиссер-постановщик — Владимир Панков) — Маша
Гроза (А.Н. Островский Спектакль Андрея Могучего) — Феклуша, странница
Дядюшкин сон (Ф.М. Достоевский Постановка — Темур Чхеидзе) — Зяблова Настасья Петровна, дальняя родственница Москалевых


Награды, премии, звания
«За большой вклад в развитие и сохранение русской словесности» награждена медалью Пушкина (2009).
Лауреат специального приза Высшей театральной премии Санкт-Петербурга «Золотой Софит» за роль Маши в составе ансамбля исполнительниц спектакля «Три сестры» (2017).
За большой вклад в развитие отечественной культуры и искусства, многолетнюю плодотворную деятельность награждена Орденом Дружбы (2019). 

Роли репертуара прошлых лет
«Вишневый сад» А. Чехова (Аня), «Последние» М. Горького (Вера), «Мещанин во дворянстве» Ж.-Б. Мольера (Наложница), «Антигона» Ж. Ануя (Антигона), «Солнечная ночь» Н. Думбадзе (Лия), «Прихоти Марианны» А. де Мюссе (Маска), «Аркадия» Т. Стоппарда (Ханна Джарвис), «Лес» А. Островского (Улита), «Перед заходом солнца» Г. Гауптмана (Беттина), «Баллада о невеселом кабачке» Э. Олби (Амелия Эванс), «Двенадцатая ночь, или Как пожелаете» У. Шекспира (Виола), «Дом, где  разбиваются  сердца» Б. Шоу (Миссис Хэшебай), «Копенгаген» М. Фрейна (Маргрет Бор), «Кто боится Вирджинии Вульф?» Э. Олби (Марта), «Васса Железнова» М. Горького (Анна),  «Блажь!» А. Островского, П. Невежина (Прасковья Антоновна), «Дом Бернарды Альбы» Ф. Гарсиа Лорка (Ангустиас).

Фильмография
«Три процента риска» (1986), «Красная стрела» (1986), «Хлеб — имя существительное» (1988), «Менты. Улицы разбитых фонарей» (2003), «Чужое дежурство» (2004), «Жизнь и смерть Леньки Пантелеева» (2005), «Агитбригада «Бей врага» (2007), «Катерина» (2007), «Еще не вечер» (2009), «Дядюшкин сон» (фильм-спектакль, 2011), «Я подарю тебе любовь» (2013), «Шаманка»(2014), «Отмена всех ограничений» (2014), «Погоня за прошлым» (2015), «СуперБобровы» (2016), «Воскресенский» (2021),«1000 дешевых зажигалок» (2022) .
Пресса
Лебедина Л. Лавры Лаврова // Трибуна. 2008. 19 дек.

Актриса Мария Лаврова служит в БДТ имени Товстоногова. Здесь работали ее отец – Кирилл Лавров и мать – актриса Валентина Николаева, здесь и она сама стала примой.
Кирилл Юрьевич ушел из жизни в 2007 году, оставив после себя незабываемые впечатления у всех зрителей когда-то необъятного Союза. Это интервью мы взяли у Марии ЛАВРОВОЙ в Петербурге, перед спектаклем. О своем отце дочь говорит в настоящем времени.
– В театре своего отца вы работаете 15-й год. 
– Если быть точнее, то Адольф Шапиро пригласил меня на роль Ани в спектакль «Вишневый сад» еще в 1991 году, после чего я два года продолжала работать в ТЮЗе и окончательно перешла в БДТ только в 1993 году. 
– Для вас это был серьезный перелом в творчестве или все произошло органично, без напряжения?
– И да и нет. Во-первых, сам переход из театра в театр – всегда болезненное явление для артиста, а во-вторых, я понимала, что с меня, как дочери Лаврова, будут спрашивать по гамбургскому счету. К тому же в ТЮЗе была хорошая атмосфера. Меня там отлично приняли, несмотря на то что я не принадлежала к ученикам Зиновия Корогодского, поднявшего этот театр на небывалую высоту. Одним словом, грех было жаловаться: роли давали большие, в труппе – тоже не существовало проблем, я даже думала совмещать БДТ и ТЮЗ, играть и там и там. Но это оказалось невозможно, кроме того, вначале мне было не так уж комфортно в БДТ. Почему? Сложно объяснить, но я чувствовала себя чужой в этом театре, хотя знала его с детства. Папа всегда декларировал, что относится ко мне, как к остальным, то есть на уровне: руководитель – подчиненный… Но отцовские-то чувства никуда не деть. Поэтому когда возникла идея моего перехода, он понимал, что из этого ничего интересного может и не получиться. Не случайно на первое предложение Чхеидзе принять меня в театр он прореагировал весьма неохотно. Не буду скрывать: мне нравилась режиссура Темура Нодаровича. Эта любовь возникла еще в студенческие годы, когда я посмотрела его спектакль «Хаки Адзба», и потом мне очень хотелось поработать на сцене с папой. Но положение осложнялось тем, что папа был худруком и не имел права нарушать какие-то внутренние правила, принятые в театре. Случись мой переход сейчас, я бы сотни раз подумала и все взвесила, а тогда по молодому нахальству мне казалось, что все возможно. Но ведь папу как раз и любили за то, что он никогда не подчеркивал свою значимость, всегда говорил «мы». И для того чтобы актеры чувствовали себя единым ядром, надо было очень бережно относиться к их самолюбию, никого не ранить. Кроме того, мы с папой такие рефлексирующие люди, что всегда найдем то, ради чего стоит попереживать. 
– Недавно в БДТ состоялась премьера «Дядюшкиного сна» в постановке вашего любимого Темура Чхеидзе. Вы сыграли роль приживалки помещицы Москалевой в исполнении Алисы Фрейндлих. Существовать на сцене с такими мастерами, как Фрейндлих, Басилашвили, сложно?
– Тут дело не в регалиях и известности артистов, а в совместимости. С кем-то бывает легко, а кем-то тяжело. С Олегом Валериановичем всегда легко, это у нас уже четвертый спектакль. Я обожаю с ним играть «Антигону», «Копенгаген» и вот теперь «Дядюшкин сон». 
– Но ведь, говорят, он капризный актер?
– Ну как капризный? Ведь любой актер требует к себе повышенного внимания режиссера, и Басилашвили того же хочет, и это нормально.
– Скажите, в БДТ по-прежнему витает дух Товстоногова или это легенда?
– Мне трудно об этом судить, потому что я не работала с Георгием Александровичем. Единственно, когда училась в институте, и его студенты-режиссеры брали нас в отрывки, то мы ему показывались. Мне кажется, что сейчас этого духа в театре уже нет, слишком много времени прошло. Хотя пока живы артисты Товстоногова, они будут продолжать традиции своего мастера, наследовать его школу. 
– И все-таки они уходят один за другим. Та же смерть еще сравнительно молодого Андрея Толубеева подкосила театр, из репертуара было снято два его спектакля. 
– Андрюши сейчас очень не хватает. После папы он был для меня в театре вторым родным человеком. С ним мне было тоже очень легко играть: и в «Аркадии» Стоппарда, и в «Лесе» Островского. Однажды у меня был творческий вечер в Доме актера, где решили сыграть несколько сцен из спектаклей. Я долго думала: приглашать, не приглашать Андрюшу, все-таки он слишком занятой актер. А когда позвала, то он ни минуты не колебался и пришел, сыграл, поздравил с 40-летием. 
– В театре переживали, когда произошли трагические события на Кавказе, ведь худрук театра Темур Чхеидзе, будучи гражданином Грузии, мог и не вернуться в БДТ… Что бы тогда произошло с коллективом?
– Это трудно представить, потому что нынешнее существование театра невозможно без Чхеидзе. Всем хотелось верить, что он обязательно приедет к открытию сезона, и когда это произошло, то облегченно вздохнули. Громких слов не произносили, но по тому, как с ним здоровались, обнимались, было видно – все безумно рады. Только представьте, он летел в Петербург через Австрию. Мог ли когда-нибудь тот же Товстоногов, в свое время приехавший из Грузии, предположить такое?
– Насколько я знаю, Кирилл Юрьевич очень доверял Чхеидзе, любил его, как сына.
– Да. Они оба из породы деликатных людей, интеллигенты по призванию. Когда папа уже не мог приходить в театр после сильной химиотерапии, то Тимур Нодарович все равно продолжал с ним советоваться по каждому вопросу. Он вообще не мог представить, как сможет руководить коллективом без Лаврова. Никто не предполагал, что папа так быстро сгорит, потому что, выйдя последний раз из больницы, тут же отправился на стадион болеть за свой любимый «Зенит». Когда умер Михаил Ульянов, все отговаривали его ехать в Москву, поскольку видели, как он слаб. Но папа никогда бы не простил себе, если бы не проводил в последний путь своего друга. Ведь они вместе завершали фильм «Братья Карамазовы», когда Пырьев скоропостижно скончался, не закончив картину.
– А как вы себя ощущали с отцом во время спектаклей?
– Того творческого откровения, о котором я мечтала, к сожалению, не произошло. Может быть, оттого, что спектакли к этому не располагали. В двух постановках: «Последние» и «Перед заходом солнца» я играла его дочь, но пьесы так написаны, что интересных сцен у нас с ним не было. Я даже не ожидала, что меня так будет выбивать наше родство.
– На сцене вы относились к нему как к партнеру или как к отцу?
– Чтобы ответить на ваш вопрос, я приведу один пример. Когда в ТЮЗе мы играли «Преступление и наказание» по Достоевскому в постановке Гриши Козлова, то там все строилось на личных отношениях, накопившихся за время нашего обучения на одном курсе. Кроме того, исполнитель роли Раскольникова был моим двоюродным братом. Это рождало особую атмосферу, родственный воздух, воодушевляло нас. Мне хотелось повторить этот эксперимент и с папой. К сожалению, не получилось. Он по-другому был воспитан, хотя не знаю, может быть, когда работал над образом Клаузена, то кое-что брал из своих семейных отношений. Ведь тут, понимаете, какая штука: актер может свой жизненный опыт полностью переносить на персонаж, а может и частично им пользоваться во время действия на сцене. Тут разные школы, и они у нас с папой не сошлись.
– Вы когда-нибудь это обсуждали?
– Нет. Я эту мысль впервые высказала вам.
– Скажите, вы помните свои первые впечатления от БДТ?
– Как ни странно, это генеральные репетиции «Ревизора», где папа играл Городничего. Тогда я ходила в детский сад, и там был карантин, поэтому родителям пришлось брать меня в театр, сажать в директорскую ложу и приказывать, чтобы я сидела тихо.
– Неужели у вас не было няни?
– Нет, тогда это не было принято, а обе бабушки умерли рано. Мама из-за сильной занятости в театре тоже не могла со мной сидеть, поэтому меня бесконечно куда-то отправляли. При Товстоногове актерские дети за кулисами не гуляли, это было строго воспрещено. На гастроли меня тоже не брали, зато до сих пор сохранились стопки папиных и маминых писем, которые я получала в пионерском лагере, когда они были на гастролях в разных городах. Правда, однажды, после 9-го класса они взяли меня с собой в Ригу и в Сочи. Это был такой подарок, что вы не представляете. Но ходить с папой по улицам – это было одно мучение, через шаг ему приходилось давать автографы. Я поражалась его терпению и такту. Он видел, как людям хочется хотя бы минуту постоять с ним и не мог им в этом отказать.
– Разговоры дома все время крутились вокруг театра?
– А как же! Поэтому моя профессия была предопределена с горшочного возраста. А куда еще идти? Это была моя среда, образ жизни моих родителей, ничего другого и возникнуть не могло. 
– И тем не менее ваш старший брат не стал актером. 
– Нет, хотя маленькая попытка была. Он много сменил профессий за свою жизнь. Сначала учился в университете на историческом факультете, куда поступил без всякого блата, так как в нашей семье это считалось недостойным. Папа категорически не принимал такого образа жизни. Он был гордым. 
(Когда в театр пришел Товстоногов и стал чистить труппу, то Кирилл Юрьевич первым подал заявление об уходе, но Георгий Александрович отклонил его и предложил подождать. Ну а дальше Лавров стал ведущим артистом в театре Товстоногова. – Ред.) Так вот, после двух лет учебы Сережа увлекся рок-музыкой, играл в каких-то ансамблях, потом ушел в армию. После службы в университет не вернулся, стал пробовать себя в качестве театрального администратора. В годы перестройки пытался заняться бизнесом, но так как в нем никакой практической жилки не было, то его бизнес быстро рухнул, и сейчас он работает менеджером музея НПО «Авроры». Хотя, как мне кажется, он мог бы стать хорошим журналистом, поскольку у него особое чутье на литературное слово, и когда его жена училась на театроведческом факультете, он ей там что-то писал, помогал.
– С вашими родителями я неоднократно встречалась на разных театральных фестивалях, а однажды в Керчи целую неделю мы жили в гостинице в соседних номерах и вместе завтракали, обедали, ужинали. Мне показалось, что лидером в семье все-таки была мама.
– Она была человеком с сильным характером, из простой семьи, стала главным стержнем нашего дома. Когда ее не стало, все мгновенно развалилось. При этом не могу сказать, что папа выступал в роли пассивного наблюдателя. Они оба были довольно упрямые и волевые люди, только мама еще обладала и взрывным темпераментом. Но папино терпение тоже имело свои границы. Ну что говорить, они всю жизнь прожили вместе и своей жизни друг без друга не представляли, недаром папа просил похоронить его рядом с могилой мамы, которая ушла из жизни на пять лет раньше. 
– Ваш дом всегда был открыт для гостей. Тот же Константин Симонов рассказывал, что после фильма «Живые и мертвые», когда он приезжал из Москвы в Ленинград, то прямо с поезда шел в дом Лавровых, где его ждал накрытый стол. 
– Да, все так и происходило, хотя для мамы это всегда было серьезным испытанием. Она не могла принимать гостей абы как, ей требовалось время, чтобы серьезно подготовиться, не ударить в грязь лицом. Когда же ее заставали врасплох, тут начиналась страшная паника, и под руку ей лучше было не попадаться. Я постоянно сравниваю свою семейную жизнь и жизнь родителей и порой не понимаю: откуда у них находилось время для праздников, постоянных хождений в гости. Сейчас такое абсолютно невозможно. У меня даже лишнего часа нет, чтобы приготовить обед, не то чтобы испечь пирог, который в мамином исполнении постоянно стоял на столе. 
– Вы ушли от родителей после замужества?
– Да. Вначале пожили немножечко вместе, а потом решили: лучше будет, если разделимся на две семейные ячейки. И очень правильно сделали. Но сейчас у меня уже взрослая дочь, ей 18 лет, и она учится на актерском факультете нашего института, поэтому вполне возможно, что завтра придет и скажет: «Мама, я выхожу замуж». 
– Меня удивляет, как такую замечательную актрису, как вы, кинорежиссеры не замечают? Неужели вас никогда не вызывали на пробы?
– Мне кажется, сейчас появилось определенное поколение режиссеров, моих ровесников, которые не ходят в театр, а значит, и не знают актеров, работающих в нем. Теперь и кинематограф-то другой, в нем клиповое сознание, и актер важен только как типаж. Недавно у меня был конфликт с очень известным кинорежиссером, не буду называть его фамилию, который сказал: «Я не люблю театр», зная, что пригласил на пробы актрису БДТ. С его стороны это было весьма неделикатно, и после этого я не пришла к нему. Как ни странно, в театре больше уважения к актеру, чем в кино, где к актеру относятся как к модели, из которой надо выжать все. И потом, когда я окончила институт, у меня было много работы в театре, мне не надо было реализовывать себя на стороне, поэтому я не переживала, что не снимаюсь в кино, которое для меня всегда стояло на втором месте после театра.
– А как у вас возникла антреприза? Ради денег?
– К театру «Русская антреприза» имени Андрея Миронова я не отношусь, как к коммерческой антрепризе, поскольку для меня это всего лишь другая площадка, другие люди, с которыми я могу попробовать себя в новом ключе. Да и больших денег здесь не платят. Видимо, я очень жадный человек в творчестве, и мне всегда мало того, что имею. Я люблю камерную сцену, поэтому согласилась участвовать в спектакле молодого режиссера Дручека «Баллада о невеселом кабачке». Когда нет работы, то начинаю психовать, не находить себе места. Поэтому сейчас я ударилась в педагогику, начала преподавать актерское мастерство в нашем институте. Одно время даже хотела поехать в Москву на стажировку к Петру Фоменко. 
– То есть ваша жизнь – это сплошной театр, а дом – постольку-поскольку?
– Наверное. Хотя я люблю свой дом, и муж у меня замечательный, который работает в кино бригадиром осветителей. С одной стороны, у нас разные профессии, а с другой, очень многое пересекается. Когда я выходила за него замуж, то мама спрашивала: «О чем ты будешь с ним говорить, ведь он не актер?» Но нам есть о чем с ним говорить уже на протяжении 20 лет. 
– Маша, вы по природе альтруист?
– Мне кажется, да.
– Вам достаточно обрядиться в джинсы, свитер и так ходить постоянно?
– Когда я занята делом, то мне неважно, во что я одета, могу и о еде забывать. Что же касается денег, то о них поневоле приходится думать. 
– Итак, вы делаете то, что вам нравится, а если не нравится, то не берете в голову?
– Нет, я делаю то, что мне предлагает судьба, не забывая о том, что долг платежом красен. Так мне постоянно папа говорил. И еще. Когда прохожу мимо гримерки, в которой он сидел, смотрю на его фотографии в фойе, то мне кажется, что он подмигивает и, усмехаясь, говорит: «Не робей. Мы еще повоюем».
Любовь ЛЕБЕДИНА
Аминова В. Мария Лаврова // Вечерний Петербург. 28 апреля 2008 

В телесериале «Ленинград», посвященном блокаде, Кирилл Лавров сыграл свою последнюю кинороль - диктора радио, прототипом которого был знаменитый Левитан. 
Его герой не участвовал в напряженном действии фильма, он появлялся на экране, чтобы объявить тревогу или сообщить сводку с фронтов. Казалось, что этот пожилой человек, кутающийся в старое пальто, - ангел-хранитель замерзшего, вымирающего, страшного города. Его миссия - вовремя предупредить, успеть спасти тех, кого еще можно спасти. Не случайно на эту эпизодическую роль был приглашен именно Кирилл Юрьевич - Лавров для Петербурга двухтысячных фигура настолько же знаковая, как Левитан для ленинградцев сорок второго. 
И тот и другой самим своим существованием в разрушающемся и потерявшем нравственные ориентиры мире дарят уверенность - есть еще что-то незыблемое, вечное, надежное. Спокойный, бесстрастный голос Левитана вселял надежду в сердца умирающих ленинградцев. Голос Лаврова звучал с экрана, и мы слышали в нем самого Лаврова - того, кто много лет в кино, на сцене и в жизни был олицетворением человеческого благородства. Его герой до самого конца оставался у микрофона и, объявив последнюю в своей жизни тревогу, тихо и незаметно умирал. Так и Кирилл Юрьевич до последнего момента, несмотря на тяжелую болезнь, оставался на рабочем месте: он выходил на сцену и руководил театром, сохраняя шаткое равновесие в БДТ. 
В судьбе больших художников бывает, что написанный роман или сыгранная роль вдруг воплощаются в жизни. Одной из последних ролей Лаврова в театре стал Маттиас Клаузен, герой пьесы Гауптмана «Перед заходом солнца». Это семейная драма (в постановке Григория Козлова) о том, как старый человек полюбил молоденькую девушку не своего круга, и тогда его взрослые дети, испугавшись за наследство, устроили травлю отца. В этом спектакле герой Лаврова с самого начала чувствовал себя одиноким в своей большой семье. Его дети - холодные, чопорные, занятые собой - были ему чужды. Но, исполняя долг отца, Клаузен - Лавров поддерживал мир в семье, сохранял видимость родственной близости, примирял воюющих детей и с вежливой благосклонностью принимал их помпезные и неискренние поздравления. 
В молоденькой Инкен (Александра Куликова) он нашел то, чего не находил в собственной семье, - сердечное тепло, неподдельное внимание, а впоследствии и настоящую любовь. Клаузен долго сдерживался, оставаясь вежливым и мягким, стараясь не замечать грубостей и жестокостей своих детей, как все герои Лаврова, он ощущал себя в ответе за этих людей и этот дом, который держался на его плечах. Но когда дети изгоняли из-за обеденного стола приглашенную им Инкен, Клаузен взрывался. Вопреки приличиям отец в беспомощной ярости стучал по столу, восклицая: «Разве я ваша вещь?!» Но тщетно - дети не слышали его боли, им не было дела до чувств отца. В финале Клаузен умирал на коленях юной возлюбленной. Спокойный, умиротворенный, осененный своей последней большой любовью. 
Премьера последнего спектакля Кирилла Лаврова состоялась через месяц после его смерти. В спектакле Резо Габриадзе «А если локомотивы встречаются» в финале, когда влюбленные паровозы покончили с собой, а все причастные к трагедии были наказаны, голос Кирилла Лаврова произнес - с Того света и из той эпохи, символом которой он был, - грустные и раздумчивые слова о том, что настали другие времена и все ушло: «Поменялись времена... и стыдно стало стыдиться...» 
На сцене появляются два сверкающих неразлученных локомотива, которых уже нет, и... портрет Кирилла Лаврова. Которого тоже нет - он ушел вместе со своей эпохой. Но его фильмы, роли, его театр остались. Так же, как и любовь зрителей.
- Мария Кирилловна, расскажите, какой он был отец?
- Хороший был отец, но очень занятой и внимания уделял не так уж много, потому что времени не было. Нами с братом больше мама занималась. Папино появление дома было праздником. Папа всегда был нашим защитником, и мы знали, что он всегда пожалеет, приголубит, приласкает. Такая у него была роль в семье. Он не был строгим. Он обожал детей: сначала меня с братом, а потом его любовь в стократном размере перешла на внучку. Строгих внушений он никогда не делал, но, я надеюсь, у него и поводов не было. Да и вообще - это не его стиль. Он не любил читать морали, нравоучения. Специально он свои мысли о жизни детям не высказывал, но жизнь долгая... Мы, конечно, беседовали, но эти беседы происходили сами собой, непреднамеренно. Он просто жил, и мы с братом, глядя на него, понимали, что так хорошо поступать, а так не очень хорошо. Он учил своим примером, а лекций не читал. 
- Можете вспомнить какие-нибудь самые счастливые дни детства, когда ваш отец был с вами? 
- У нас была семейная традиция - по осени мы обязательно выбирали какой-нибудь выходной и ехали в Пушкин на весь день. Мы гуляли по парку, а потом шли в ресторан «Адмиралтейство» обедать, и это было замечательно, это были лучшие дни. Помню, пару раз встречали Новый год на даче, и это тоже очень запомнилось: холод, снег - и вместе с папой наряжали елку прямо на улице... 
В детстве, когда я была маленькая, конечно, хотелось, чтобы он подольше побыл со мной, не уходил, но с возрастом я стала понимать, что так надо. Если бы он все время был рядом, а потом вдруг исчез - это, наверное, было бы травмой. А так я с самого детства привыкла к его длительным отсутствиям, да и потом я все равно не ощущала, что он где-то далеко, а я здесь одна. Он был рядом, и вечером мы встречались дома, по утрам он меня в школу отвозил на автомобиле. Даже если ему никуда не надо было утром, он все равно шел в гараж, брал машину и вез меня в школу. Но, конечно, на школьные собрания он не ходил. В школе знали, что я дочка Лаврова, но это никак не отражалось на отношении ко мне. В детстве, когда я ходила на премьеры в театр к отцу, то мне все, конечно, нравилось и я гордилась им. Но подружек смотреть на папу я, разумеется, не водила, упаси боже! 
- Отец повлиял на ваше решение стать актрисой? 
- Нет, это было мое решение - поступать на актерский, а он никак не препятствовал и не поддерживал. То, что я трудный путь выбрала, я и сама понимала, и дома это понимали, но не отговаривали. К поступлению я готовилась не с папой, а с актрисой Ольгой Волковой. Она мне помогала, но в основном я сама. А в институт ко мне папа приходил. Правда, нечасто, всего раза два за всю учебу. Советов он не давал, у него же не было высшего актерского образования, он был самоучка, поэтому никогда ничего не советовал, считал себя не вправе. Он был всегда сдержан в оценке, потому что сам знал, как какое-то слово может обидеть или ранить, никогда никаких разносов не устраивал. Хвалил тоже нечасто. 
- Когда вы шли в эту профессию, не боялись сравнений с отцом? 
- А что сравнивать? Кто более талантлив? Это глупо. В нашей профессии трудно понять, что помогает, а что мешает. Очень многое зависит от случая, от того, как сложится судьба, от нюансов, мелочей, совпадений. А потом он - мальчик, я - девочка... (Улыбается.) Но, конечно, эта мысль не может не присутствовать, когда занимаешься тем же делом, что и твои родители. У меня, правда, особенно тяжелая ситуация - если на мне природа и отдыхает, то за двоих, по-крупному. Потому как у меня еще и дед был замечательным актером. Так что мне все время доказывать надо, что я и сама чего-то стою. 
- А как вы себя чувствовали на сцене рядом с отцом? 
- У нас с ним не было локальных сцен на двоих, где очень важно партнерство. Оценить и понять, каков партнер, можно, только если есть длинные куски диалога, а у нас такого не было, хотя мы работали с папой в трех спектаклях и в двух я играла его дочь. Поначалу мне было немножечко неловко, но потом прошло. 
Когда-то у меня была мечта сыграть вместе с папой, мне казалось, что это могло бы быть. Но... мало ли что мне казалось... 
- А когда ваша дочь Ольга решила стать актрисой, как к этому отнеслись? 
- Никак не отнеслась. Она знает, куда идет, какую тяжелую профессию выбирает, а отговаривать я считаю глупым, да ее и не отговорить, у нее характер такой упорный, что это бессмысленно. Да и зачем? 
- Какое качество отца вы тоже бы хотели иметь? 
- Наверное, его коммуникабельность. Он был удивительно коммуникабельный человек, мы все поражались тому, как он может так подойти к незнакомым людям - и через 10 минут они уже становились лучшими друзьями. Мама рассказывала, что у него это было с молодости. Она даже иногда упрекала: «Кира, как ты можешь?» Вот, например, где-нибудь на пляже играет компания в волейбол, мама говорила, что умрет, а не подойдет, а отец запросто. Говорил: «А что тут такого? Ну подошел...» И ведь правда, ничего особенного, но так подходить мало кто умеет. 
- За этот год без Кирилла Юрьевича театр изменился? 
- Нет, не изменился театр. В последний год, когда папа сильно болел, Темур Чхеидзе уже был главным режиссером и основная тяжесть ложилась на него. Очень хочется, чтобы с уходом отца не изменилось отношение к театру в городе, это важно. Он был суперавторитет, его любили власти, и с его уходом нам стало тяжелее. Мы лишились такой опоры и защиты! Хочется, чтобы власть имущие понимали, что с уходом отца театр не закончился и продолжает жить. Для папы это было бы счастьем.
 
Прямая речь
 
Александра Куликова, актриса БДТ: 
- Раньше он был для меня экранным героем другой эпохи. Что-то такое далекое, как портрет Гагарина, например. Но при первой же встрече, когда я показывалась в театр, я увидела человека открытого, веселого... и сомневающегося. Он был полон сомнений на счет себя в роли Клаузена в спектакле «Перед заходом солнца». Во время репетиций очень переживал, боялся, что не справится. И это - несмотря на опыт и любовь зрителей! Удивительно веселый был человек, на репетициях и потом на спектакле за кулисами мы с ним много смеялись, рассказывали веселые истории. Однажды раскололись прямо на сцене: играли серьезный эпизод, но, как только взглядывали друг другу в глаза, сразу начинали смеяться. И мне пришлось уйти, не доиграв, чтобы скрыть смех. А после спектакля Кирилл Юрьевич мне сказал, что он так не раскалывался со времен Товстоногова. В то время, как рассказывают в театре, они с Ефимом Копеляном были главные раскольщики. Лавров был очень смешлив и сам умел смешить. До последних дней, несмотря на болезнь, он оставался мужчиной, не превратился в старика. Его мужской основы хватило на такую долгую жизнь, это редкий дар.
 
Адиль Велимеев, главный машинист сцены БДТ: 
- Кирилл Лавров был для меня самым уважаемым человеком и другом. Мы сорок лет дружили семьями. Это был человек, который безумно любил свой город, театр, людей. Он был безотказный, к нему в любой момент можно было прийти, он не отказывал никому ни в одной просьбе. Став художественным руководителем, он же ни одного человека не уволил! Такой невероятной доброты, такой души человек был! И я могу сказать, что он не менялся, вот каким я его узнал, когда у него не было еще никаких званий, таким он оставался всю жизнь. После его ухода театр, конечно, стал меняться... Тем более теперь, с уходом Андрея Толубеева, он же был вторым человеком в театре после Лаврова...
 
Ольга Семенова, внучка Кирилла Лаврова, студентка 1-го курса СПбГАТИ: 
- Он был очень хорошим дедушкой. Любимым и любящим. Он был большим оптимистом. В нашей семье всегда были очень близкие отношения, у всех. Я всегда рассказывала дедушке о своих делах, но с возрастом стало больше всяких дел, может быть и не нужных, так что не всегда хватало времени на общение. То, что я стану актрисой, он понимал с самого начала, потому что ничего другого в моей жизни и не было, больше я ничем и не занималась. Он приходил на наши спектакли в ТЮТ, он, конечно, понимал, что это не профессиональное творчество, но он никогда и не был строгим критиком... Мне, конечно, очень не хватает его.
Подготовила Виктория АМИНОВА
Добрякова Е. Мария Лаврова: Мы никогда с отцом не хвалили друг друга // Невское время, 16 сентября 2008

Народного любимца не стало в апреле прошлого года... О Кирилле Лаврове много написано как об актере, художественном руководителе Большого драматического театра, общественном деятеле. Его заслуги перед Отечеством были отмечены званием Героя Социалистического Труда, орденами, Ленинской и Государственной премиями... А каким был этот известный человек в семейной жизни, рассказала корреспонденту «НВ» дочь Кирилла Юрьевича Мария.
- Мария, вы родились в театральной семье – мама и папа актеры. Как вас воспитывали? Были какие-то особенные методы?
- В нашей семье - методы? Да пожалуй, никаких методов. Не сказать, что царила анархия, скорее, демократия. Но в то же время были принципы семейные, которые сами собой возникли, никто их специально не вводил, и, конечно, их придерживались и я, и мой старший брат Сергей. Когда я родилась - это был 1965 год, мой отец уже был достаточно известным, много снимался, работал, и с каждым годом его занятость только увеличивалась.
- Кирилл Лавров всегда так по-доброму улыбался - кажется, он прирожденный положительный герой. Трудно представить его гневным. Но, может, просто мы, зрители, его таким не знали?
- Он, бывало, сердился, когда я, девчонка, поздно возвращалась домой. Хотя это вовсе и не часто происходило - я сразу после школы в Театральный институт поступила, а там занятия были с девяти утра до двенадцати ночи - не до прогулок. Но когда случалось задерживаться, я больше расстраивалась из-за того, что мои родители переживали за меня, а не потому, что ругали.
- Вы сами выбрали свою профессию? Или папа как-то повлиял?
- Мне кажется, папа никакого влияния не оказывал. Он не отговаривал меня от актерства, но и не затаскивал туда.
- Это трудно - дочери известного артиста пробиваться в театре, тем более в том самом, который он возглавлял? Или положение отца, наоборот, способствовало?
- Я никогда не была не дочерью известного артиста. Мне приходилось испытывать свои трудности. Думаю, в профессии артиста мало чем могут тебе помочь бабушки, дедушки, родители. Всегда надо самому доказывать, что ты на что-то годишься. Хоть папа у тебя будет Станиславский - все равно ты будешь отвечать за свою игру.
- Если у вас не получалось что-то в работе, наверное, вы бежали к папе, плакали у него на плече?
- Ну, это же естественные реакции - искать защиты у самых близких. Бежала. Как все. Но, честно сказать, это же так давно было, плохо помню, я ведь в актерской профессии с 18 лет. Сейчас моей дочери Ольге уже столько же.
- Какой путь избрала Оля?
- Тот же самый. Учится в Театральной академий. В отличие от своих родителей я пыталась ее отговорить от актерской профессии. Это очень тяжелый труд. Тяжесть и моральная, и физическая, и психологичесчкая, и психофизическая. Но раз уж выбрал, жалеть бессмысленно. Никуда не денешься.
- Известно, что вашего папу его отец - актер Киевского русского театра имени Леси Украинки Юрий Сергеевич Лавров - отговаривал от профессии.
- Да, это так. Он был категорически против, считал, что это не мужское дело. Хотя, конечно, папа является примером настоящего мужчины. Просто по тому, как отвечал за свою семью, за своих родных, за свою работу.
- А вы в своей жизни искали для себя мужчину, который был бы похож на вашего отца?
- Говорят, что это происходит подсознательно. Да, когда я выбирала себе мужа, то рисовала себе образ своего отца. Но муж не похож на папу.
- За что вы благодарны отцу - например, за какие-то качества, которые он воспитал в вас? Наверняка он привил вам ответственность, работоспособность...
- Ничего специально не прививал. Папа жил, работал, зарабатывал деньги для семьи. Много снимался, особенно летом. И потому лето всегда было испорчено. Любой план поехать куда-то вместе был под большим вопросом. Вот сейчас позвонят, вызовут на съемки - и все, папу мы не увидим, будем с мамой загорать одни. Все всегда было как-то сумбурно. Я на себя сейчас смотрю - у меня ведь жизнь такая же.
- Он никогда не жаловался на такой бешеный ритм?
- Я думаю, ему нравилась эта вечная занятость.
- Кирилл Юрьевич говорил о себе, что он человек очень увлекающийся. И сама жизнь его увлекала, и хобби разные были...
- В кладовке все стадии его увлечений: от проявителей и фотобумаги до кинопроектора. Тут же кинокамеры - начиная от примитивной и кончая современной японской, ну уже далеко не последней марки. Теннисные ракетки, футбольные мячи - он же игроком заядлым был и болельщиком, резиновые охотничьи сапоги. На охоту папа ходил всего один раз. Но очень хотел. Не говоря уже о марках, значках. Он собирал автографы. Хотя никогда ничем основательно не занимался. Времени на все не хватало.
- В одном из своих интервью Кирилл Юрьевич сказал, что зря согласился сниматься у Александра Абдулова в криминальной картине «Шизофрения». Часто ли он сетовал, что принял не то предложение?
- Да, у него было много неудачных ролей. Среди этого количества выделить какие-то большие серьезные работы трудно. Кино - это всегда были деньги для папы. И кино было второстепеннее театра. Он и мне говорил по поводу киношников: «Никогда не унижайся ни перед кем, ничего не проси». Не сватал меня никуда. Если у меня прогал в смысле съемок, отношусь благодаря папе к этому спокойно: меньше денег, но больше свободного времени.
- Много шло споров по тому поводу, что Понтий Пилат в «Мастере и Маргарите»в исполнении Лаврова вышел неубедительным - слишком у артиста добрые глаза. Как вам кажется, получилась у Кирилла Юрьевича эта роль?
- Думаю, все-таки получилась. Он там такой неоднозначный, умудренный. У папы была харизма - особенно в последние годы. Он мог просто молчать - и это уже было значительно. Он столько успел сделать за свою жизнь, столько волевых решений принять - это все передавалось и на экране.
- Волевые решения он принимал касаемо себя лично или работы?
- Помимо его ролей - отца семейства, руководителя театра, - он был председателем ВТО, председателем Союза театральных деятелей, Федерации театральных деятелей, депутатом разных созывов.
- Папы не стало - вещи меняются в доме?
- Мы же не музей, мы живем. Конечно, обстановка меняется. Можно, если задаться такой целью, из моей квартиры сделать музей. Но у меня такой цели нет. 
- Часто ли о вашем папе вспоминают сегодня?
- Затишье. Если сравнить с тем, что творилось, когда он болел, когда он только умер... Даже удивительно - в годовщину о нем особенно никто и не вспоминал. На телевидении сказали, что Ростропович перебил, - они же умерли в один день. Я это предвидела и понимала, что все очень быстро забывается. Для меня, пожалуй, важнее, что есть неофициальная память. Вот недавно 15-17-летние девчонки решили организовать сайт памяти моего отца. Представляете? Подростки! О папе они мало что знают. Но что-то их задело, видать. Мы подружились, и теперь они ходят ко мне на спектакли. Говорят, пришло поколение пустое, равнодушное, ничего не хотят в жизни, только интернет, бары, клубы. Это неправда. Общаясь с молодыми, убеждаюсь - интересная молодежь. Ребята из актерской школы, у которых я год преподавала, пришли в театр, когда папу хоронили... Я была им признательна.
- Вашего папу было за что любить - он и сам был очень внимательным человеком.
- Да, он никогда не игнорировал никого и ничего. Не позволял себе пройти мимо, начиная с депутатских дел, - какое-то внимание да окажет. Он никогда не пропускал похороны тех людей, с кем поддерживал дружеские отношения. На похороны Виктора Астафьева отправился в Сибирь, куда-то под Красноярск, - никаких сомнений, что надо лететь, у него не было, правда, у мамы спросил, лететь ему или нет. На прощание с Михаилом Ульяновым тоже поехал, хотя папе в это время совсем худо было. Его отговаривали, но я понимала, что это бессмысленно. У папы с Ульяновым была долгая, прошедшая через всю жизнь дружба. Они действительно были как два брата.
- Молодое поколение понимал? Как с внучкой общался?
- Очень хорошо. С Олей у них были трогательные отношения. Папа ее обожал, она его тоже. И вообще никакого брюзжания, как бывает у стариков, по поводу молодежи у него вовсе не наблюдалось.
- Как он относился к тому, что вы делаете в театре?
- Папа никогда меня особенно не хвалил и не ругал. Он всегда говорил, не мне, а другим: «Маша в театре для меня актриса, а дома - дочка». Папа любил сообщить лестные отзывы обо мне других людей. Но чтобы самому сказать: «Как ты гениально вчера сыграла!» - нет, такого не было. Пожалуй, и я ему так не могла сказать. Вот мы вместе в 90-е годы играли спектакль «Перед заходом солнца». Ничего друг другу не говорили о ролях. Посмеемся вместе - и этого было достаточно...
Беседовала Елена Добрякова
Кляйн Н. Мария Лаврова: Я доверяю жизни и судьбе // Бизнес сегодня. 2006. Декабрь

Актриса БДT им. Г. А. Товстоногова Мария Лаврова - одна из самых занятых в репертуаре театра. Ведущие роли в знаменитых «Аркадии», «Доме, где разбиваются сердца», «Копенгагене», «Двенадцатой ночи» принесли ей популярность и любовь театралов. А вскоре зрителей ждет встреча с любимой актрисой в спектакле «Кто боится Вирджинии Вульф».
- Мария, расскажите, что сейчас происходит в вашей жизни?
- В последнее время лень расписан по часам. С утра я еду на радио, где записываю воспоминания настоятельницы Леушинского монастыря Таисии. Это записки интересные и церковным, и светским людям. Много времени занимает подготовка к моему творческому вечеру, который вскоре состоится в Доме актера. Для меня это очень серьезный момент некого подведения итогов почти двадцатилетней работы в театре. Кроме того, в январе после реконструкции открывается Малая сиена БДТ. Там будет хороший свет, хороший звук, что очень важно в современном театре. Мы готовимся показать зрителям спектакль «Кто боится Вирджинии Вульф», премьерный показ которого был в мае. Но все это время мы продолжаем работать над ним.
- Чем интересен, на ваш взгляд, этот спектакль? О чем вы хотели рассказать в нем зрителям?
- Пьеса Эдварда Олби «Кто боится Вирджинии Вульф» в свое время произвела сенсацию, но сейчас, насколько я знаю, ставится редко. Между тем, она актуальна для нашего времени. Это пьеса о том, как два человека, которые созданы для того, чтобы быть вместе, не слышат и не понимают друг друга. Теряют любовь из-за неумения прощать, постоянных попыток «переделать» любимого человека. Спектакль об этом мне кажется очень своевременным сейчас, когда многие люди своей самодостаточностью обрекают себя на одиночество, не умея уступать и жертвовать. И эта дисгармония личности приводит к дисгармонии общества в целом. Пьеса была написана в 60-е годы, но, судя по отклику зрителей после нашего первого показа, ничто в ней не устарело. И еще, наш спектакль получился красивым. Если раньше эту пьесу ставили про ад семейной жизни, то у нас декорации и музыка создают образ красивого дома, в котором, увы, не могут жить любящие друг друга люди. На мой взгляд, это очень интересная режиссерская работа Кирилла Датешидзе.
- Мария, скажите, а вам самой удается слышать и понимать близких вам людей?
- Не всегда... Многое в роли Марты мною взято из личной судьбы. Это большая душевная работа - умение слышать и понимать близких. В идеале каждый понимает, как это необходимо, но в жизни это не всегда удается.
- Есть роль, о которой мечтаете? А может быть, уже работаете нал ней?
- Нет, в моей творческой жизни все происходит спонтанно. Такой роли, которой бы я сильно желала и добилась, приложив усилия, в моей судьбе не было. Просто если роль твоя - всегда возникают какие-то флюиды и течения, которые сопутствуют ее удачному воплощению. Например, в «Вирджинии Вульф» многое делалось на энтузиазме артистов, режиссера, художника. Но хорошее начинание всегда притягивает хороших людей. В этом отношении я фаталист. И доверяю жизни и судьбе.
Беседовала Наталия КЛЯЙН
 
Болотовская Т. Мария Лаврова: Я ощущаю себя подростком... // Невское время, 23 мая 2006
Дочь художественного руководителя БДТ им. Товстоногова в театре испытывает чувство полета
Общаясь с артисткой Большого драматического театра Марией Лавровой, невольно ловишь себя на ощущении, что мы давно знакомы. Как она похожа на своего отца - Кирилла Лаврова! Те же лучистые глаза с хитринкой, те же интонации в голосе...
В БДТ Мария Лаврова работает с 1993 года. В кино почти не снимается, но очень плотно занята в театре. Совсем недавно состоялась премьера спектакля "Кто боится Вирджинии Вульф?", где Мария Лаврова исполнила главную роль.
С отцом до панибратства не опускались
 
- Мария, что вас привлекает в актерской профессии?
- Сложно сказать. Я ведь пошла в Театральный институт по инерции. У меня не было такого восторженного отношения к театру, какой был, например, у моей мамы, которая выросла в рабоче-крестьянской семье. Мне было интересно, но страсти не было. Уже учась на последнем курсе института, я вдруг почувствовала вкус к актерскому делу. В институте для меня был один критерий оценки работы: что скажут педагоги? Они высоко держали планку. То, что самооценка у меня была недостаточно развита, мешало, и мешает и по сей день. Что привлекает в профессии сейчас? Марина Дюжева как-то сказала, что любит спектакль, когда он кончается. Я тоже люблю свою профессию, когда разгримировываюсь. 
- А репетиционный процесс любите?
- Иногда на репетициях бывает очень тяжело - изматываешься и психологически, и физически. А иногда испытываешь чувство полета. Например, Тимур Чхеидзе может создать такую атмосферу на репетиции, что ты порхаешь. Многое зависит от режиссера. 
- Вы верите в волшебную силу искусства? В то, что спектакль может изменить человека?
- А как же! Мы, актеры, ведь для того и работаем, чтобы взволновать зрителя эмоционально. Любое эмоциональное потрясение вносит какие-то коррективы в жизнь человека.
- Вам важно мнение критиков?
- Я сильно разочаровалась в критике. Раньше по наивности думала, что критик должен быть помощником, но сейчас все больше убеждаюсь в обратном. 
- Кирилл Юрьевич часто критикует?
- Конечно. Он не разбирает работу, он просто ставит точки над "i", и все. Удивить его очень непросто. И порадовать очень трудно. Раньше, мне кажется, отец был более лоялен ко мне. У нас всегда были очень демократичные отношения, открытые, но не опускающиеся до панибратства. Всегда чувствовалось, что я дочка, а он отец. 
- Когда случались какие-то проблемы личного характера, к кому вы шли, к маме или к папе?
- Ни к кому я не шла. Хотя по сравнению со своими сверстниками я была очень зависима от родителей. Я до сих пор себя ощущаю подростком. 
- А когда возникали проблемы в творчестве?
- В основном все рассказывала маме. Потому что папа обычно говорил: "Я ничего не понимаю". Он серьезно считал, что не вправе давать никаких советов и расставлять какие-то акценты, потому что не имеет театрального образования. А мама закончила школу-студию МХАТ. Она обладала еще и педагогическим даром и делала очень точные замечания, давала толковые советы. Мне ужасно ее не хватает. Когда выпускаешь спектакль, взгляд со стороны - доброжелательный и требовательный одновременно - так необходим!
- По характеру вы на кого больше похожи?
- Трудно сказать. Наверное, и на маму, и на папу. Внешне больше на папу. Но мне свойственны многие мамины манеры. Женщины вообще с возрастом больше становятся похожи на матерей. 
- При рождении дочери у вас был очень короткий перерыв в работе...
- Я сыграла последний спектакль в мае, в августе родила, а в октябре уже вернулась в театр. Я всегда хотела совмещать театр и материнство. Моя мама сказала: "Родила ребенка - воспитывай". Дочка росла при мне, я ее брала в театр, когда она была совсем маленькой, носила ее в "кенгурятнике". Я помешана на работе. У меня всегда был и есть страх, что не будет работы. Дело в том, что у меня перед глазами был пример мамы, у которой не сложилась актерская судьба. И страх, что не будет работы, меня всегда подстегивал. 
- Вы ведь тоже выросли за кулисами?
- У меня были бабушки, да и во времена моего детства не принято было брать маленьких детей с собой в театр.
- Я понимаю, родители были очень заняты, и вам, наверное, не хватало их внимания.
- Раньше театр каждый год летом на месяц уезжал на гастроли, а меня отправляли в пионерский лагерь. Да и в течение года родители вели достаточно активный образ жизни: по вечерам все время куда-то уходили. У меня даже возник детский невроз по этому поводу. Я ужасно боялась, что с ними что-то случится. Если их до ночи не было, я выбегала на лестничную клетку, звонила в двери соседям, они меня брали к себе, успокаивали. И это повторялось с маниакальной периодичностью. Наверное, лет в десять прошло. Но оставило отпечаток на всю жизнь. Я очень боюсь одиночества, и, пожалуй, не смогла бы жить одна. В общем, пуповина не оторвана. Это тяжело. Взрослый человек все-таки должен быть... взрослым. А я какой-то полуподросток. Но при том, что мне не хватало общения с родителями, все равно детство для меня осталось самым счастливым временем в жизни. Сейчас я понимаю, что такого абсолютного счастья уже никогда не будет.
 
...и до войны с китайцами дело не доходило
 
- Мария, почему вы не снимаетесь в кино? 
- Как-то так получилось. Я особо не рвалась, не пыталась проникнуть в мир кино. Сейчас, мне кажется, время упущено... К тому же в кино очень важна типажность. Мне не раз говорили: "У вас такое интеллигентное лицо. Нам нужно попроще". Конечно, мне хотелось бы сниматься в хорошем кино, но я не умею пробиваться. Слава богу, у меня никогда не было недостатка в работе и жизнь не заставляла меня крутиться.
- Дочка собирается продолжить актерскую династию? 
- Собирается. Я периодически привожу доводы против, но все в большей степени формально. Идти в артистки только чтобы продолжить династию - не надо. А с другой стороны: вдруг она не будет хорошей артисткой? 
- Чем занимается ваш муж?
- Работает на телевидении и в кино мастером по свету. Дочка пошла в него. Она прекрасно успевает по точным предметам. Мне же до сих пор снится кошмарный сон, что нужно сдавать выпускные экзамены в школе.
- Что по поводу мечты внучки говорит дедушка?
- А что он может сказать? Он сходит с ума по ней, так же как сходил по мне. Когда я была маленькая, он так меня баловал! Заваливал подарками. Все мои желания исполнялись. Я же говорю: у меня было потрясающее детство. Наверное, поэтому мне трудно во взрослой жизни.
- Некоторые говорят, что счастливое детство дает защиту на всю дальнейшую жизнь...
- Не знаю, не знаю... Иногда, наверное, действительно нужно, чтобы детство было не таким радостным, чтобы человек закалился и был готов к серьезным проблемам в дальнейшей жизни. 
- Мария, что вас, человека, как никто знающего Кирилла Лаврова, удивляет в нем? 
- Все. Папа уникальный человек! Он всегда для меня был как гуру. Его мнение по любому вопросу было авторитетным. Помню, маленькая, спрашивала: "Папа, а у нас будет война с китайцами?" И он не просто говорил, что не будет, а развивал доказательную теорию, и я успокаивалась. 
- Сказался ли образ отца на выборе спутника жизни? Не было ощущения: лучше, чем папа, быть никого не может?
- Как ни странно, нет. Папа всегда оставался папой, а романтические увлечения - увлечениями. Но что касается моего мужа, мне кажется, он улыбается как папа. 
- Как артистка вы не боялись сравнений с отцом?
- Даже если брать в расчет степень таланта, востребованности и удачи, у Кирилла Юрьевича настолько звездная судьба, что лучше не сравнивать, можно впасть в грех уныния. 
Беседу вела Татьяна Болотовская
Ткач Т. Действующие лица: Мария Лаврова // Театральный Петербург. 2005. №19

Мария Лаврова начинала свой творческим путь в ТЮЗе. И сыграла там немало ролей. А спектакль с ее участием «Преступление и наказание» в постановке Григория Козлова стал приметным событием театральной жизни всей России, до сих пор вспоминается театралами. Сегодня Мария Лаврова ведущая актриса Большого драматического театра им. Г. Товстоногова, лауреат Государственной премии России. Ее по праву можно считать одной из самых востребованных в театре актрис.
- Будучи столь плотно занятой в репертуаре, ощущаете ли тяжесть не только творческой, но и физической нагрузки?
- Не столько все же физической, сколько нервной и психологической: после спектакля очень долго приходишь в себя, трудно уснуть - ходишь, маешься. Вообще ночь после спектакля - очень тяжелая, А физической усталости, как прежде, уже не испытываю. Нет уже ролей, какие были в ТЮЗе, когда я лазала по канату, прыгала. Был такой спектакль «Сон на Нере» по пьесе А.Н. Островского «Снегурочка», где я играла Купаву. Придумали почти цирковой номер: я очень высоко взбиралась по канату, потом падала... Вот там действительно была физическая нагрузка. Или, скажем, спектакль «Ронья - дочь разбойника», где мы перепрыгивали полутораметровый пролом на пятиметровой высоте. Это было страшно, даже просто психологически, И перед каждым спектаклем мы туда залезали, пару раз перепрыгивали, чтоб убедиться в том, что трюк получается.
- Что для вac театральная школа? В «Преступлении и наказании» вам довелось играть с однокурсниками, ощутили тогда глубинное сродство?
- Конечно. Вообще, спектакль «Преступление и наказание» подарил радость. К окончанию института от постоянного, плотного ежедневного общения друг другу уже надоедали, и под конец с трудом переносили недостатки характеров, Но прошло пять лет, нас разбросала жизнь, мы разбежались кто куда. Некоторые работали со мной в ТЮЗе, другие еще где-то. И мы вдруг поняли бесценность той школы, что нам дали, того, что было в нас заложено, и нам так захотелось опять поработать вместе: когда можно говорить на одном языке, не надо подолгу ничего объяснять, просто смотришь друг на друга, и все понятно - это очень важно. Во всяком случае, я с такой радостью, с таким восторгом работала в «Преступлении», и, честно говоря, мне лично теперь этого очень не хватает, не хватает единомышленников на сцене.
- Не все остаются в профессии, а ваш выпуск на виду...
- Не могу сказать, что все уж очень известны, остались в профессии. Выпускалось двадцать человек, из нас актерами в Питере работают Нарина Солопченко, Алексей Девотченко, Дмитрий Строев, Дмитрий Бульба, Алексей Федькин. Да и Леша Девотченко от нас ушел в армию, потом вернулся к Додину.
- Вы работали в ТЮЗе. Проблема тюзовского актера возникала? Все-таки зачастую приходится бороться с детской аудиторией, существует угроза «тюзятины», говоря на театральном жаргоне.
- В ТЮЗе были очень сильны традиции, заложенные Брянцевым, Корогодским. Потому и не было никакой «тюзятины», никогда. Напротив, была замечательная школа, особенно для молодого артиста, который только окончил институт, и ему нужно играть, играть, играть, чтобы нарабатывать опыт, побороть обуревающий перед выходом на сцену страх. И потому ТЮЗ - это замечательная школа. А что касается детского зрителя, для ценя не было с ним проблем. Хотя играть для детей трудно: они удивительно живые, очень отзывчивые, и когда им скучно, они не будут интеллигентно сидеть, позевывая, ждать, когда что-то увлекательное начнется. Они проявят активность и дадут понять, что им скучно. Но когда им интересно, то с запиранием сердца смотрят, слушают, тишина стоит такая... Дети - благодарные зрители: всегда понятно, плохо или хорошо существуют актеры на сцене. Просто у нас никогда не было такой специфики в институте, мы никогда не собирались работать в ТЮЗе, не для того, думали, учились.
- Как восприняли вы приглашение Адольфа Шапиро играть роль Ани в его спектакле «Вишневый сад» на сцене БДТ? Как испытание или же подарок судьбы?
- В силу юношеского инфантилизма я даже не думала, что период ТЮЗа закончится и начнется жизнь в БДТ. Мне казалось, что буду и в ТЮЗе, и в БДТ работать. Но в реальности так не получилось. И к лучшему. Если б я знала, что доигрываю последние спектакли, мне было бы очень горько, и я бы тяжело пережила переход, А так как я думала: «Ну ничего, попробую», - то смена театров оказалась достаточно легкой, К тому же я попала в «Вишневый сад», где роль Ани, тоже в силу юношеского инфантилизма, казалась мне легкой: «Ну что тут делать-то, Дню раз плюнуть сыграть». Я получала огромное удовольствие от того, что выхожу на сцену с Басилашвили, Фрейндлих - и на какую сцену! Сцену, которую помню с детства,
- Что из увиденного в детстве запомнилось как самое яркое театральное впечатление?
- Помню, что сидела на генеральных репетициях «Ревизора»... Я была маленькая. То ли болела, то ли меня не с кем было оставить, и по утрам я сидела на репетициях. Потом «Ревизор» часто шел с утра по воскресеньям, и меня родители брали с собой в театр, Еще врезались в память сцены из спектакля «Тихий Дон». Там папу моего Юрий Демич расстреливал. Папа был весь в белом (одет в исподнее), и страшный Демич из ружья в него стрелял, У папы была заряжена капсулка с красной краской, и по белой рубашке струилась алая кровь... Демича я возненавидела» И помню, когда его встречала за кулисами, мне хотелось ему как-то отомстить.
- Вы испытывали тогда детскую влюбленность в актеров и в актрис?
- Это чувство зародилось к Демичу. Ненависть к нему переросла в любовь: Юра был замечательным артистом, очень красивым человеком, к тому же он подогревал интерес к себе, оказывая мне различные знаки внимания.
- Сейчас вы играете в спектаклях, которые принято называть интеллектуальными, причем нередко с некой метафизикой: в «Копенгагене» - встреча душ, «Аркадия» - путешествие во времени и пространстве, даже в «Двенадцатой ночи», в комедии, возникает философский мировоззренческий поединок. Каково вам существовать в интеллектуальных драмах, исследовать «движение мысли»?
- Когда мы в первый раз прочли пьесу «Аркадия», у нас волосы встали дыбом, мы ничего не поняли. Наука наукой, литература литературой, Байрон Байроном, но должны быть взаимоотношения между людьми, и вот их мы совершенно не поняли. Но эстонский режиссер Эльмо Нюганен - замечательный, талантливый человек, с присущей северным людям медлительностью (и вместе с тем проницательностью), как-то это все разложил, объяснил. Я не знаю, какой это театр - интеллектуальный или психологический. Это театр, исследующий взаимоотношения людей. И в «Копенгагене» мы не рассказываем про атомы и атомные взрывы, а играем историю про людей, про их привязанности, ошибки, боль.
- В спектакль по пьесе Шоу «Дом, где разбиваются сердца» опять-таки возникает интеллектуальный парадокс...
- Ну что значит интеллектуальный?! Прежде всего, для меня важно, что там показана женщина, которая любит. И она в этой любви, если можно так сказать, увязла, находится в безвыходном положении. А то, что она интеллигентный человек, так это просто данность...
- «Двенадцатая ночь» - комедия, причем комедия положений, где вы, играя Виолу, переодеваетесь в мужское платье. Но атмосфера на сцене чуть печальная. Вы играли драму любви и не пытались найти ничего смешного?
- Для меня Шекспир - не автор комедий положений. Он гораздо объемней, в его пьесах такая загадка неразгаданная. Его пьесы - полет в космос. Там столько всего! И Гриша Дитятковский ставил «Двенадцатую ночь» по-своему, не как комедию положений. Там показана даже не драма любви, а трагедия человека, который остается один на пустом берегу и никакой перспективы в жизни не видит. Сколько таких ситуаций бывает у нас в жизни, когда случается настоящая трагедия и возникает ощущение, что дальше жить невозможно. Шекспир это так замечательно показывает.
- В спектакле, во всяком случае, в истории вашей героини, ощутима трагедия одиночества. Вам знаком опыт одиночества?
- По-моему, в одиночестве нет трагедии. Это нормальный порядок вещей. Человек изначально одинок. Он рождается один, в самый свой первый момент, и в самый свой последний момент он остается один. И всю свою жизнь человек, по большому счету, одинок. Один на один с собой и с Богом, Я не вижу в этом ничего трагичного, таков порядок вещей.
- Но случались же чудеса?
- Если б не было чудес, наша жизнь была бы ужасна. Господь посылает такие чудеса... Той же Виоле, которой казалось: уже незачем жить и некуда стремиться. Вдруг ей посылается любовь. А любовью все спасается. Так же у меня и в жизни, наверное...
- У вас растет дочь, вы бы восприняли как чудо или как драму ее желание пойти по вашему пути, продолжить актерскую династию?
- Я восприняла это как нормальный ход событий, шаг, абсолютно естественный: куда же ей деться - у нее три поколения артистов в семье. Оля хорошо учится, она абсолютно самостоятельный человек, что меня тоже радует, а в каких-то ситуациях даже мудрее и взрослее меня - и это меня тоже радует, потому, что мне хорошо, у меня есть товарищ рядом, который мне подскажет что-то в трудный момент. Что же касается ее будущей профессии, то, наверное, многое предопределено изначально.
- Не припомните последнее маленькое чудо, которое подарила жизнь?
- Да что-то случается каждый день. Я сегодня проснулась, открыла глаза и подумала: «Вот еще один день - это же чудо!
Беседу вела Татьяна ТКАЧ
Безрукова Л. Мария Лаврова: Не сравнивайте меня с отцом! // Труд. 2004. 20 марта

На профессиональной сцене Мария Лаврова уже полтора десятка лет. Работала в ТЮЗе. Затем перешла в БДТ, в прославленный товстоноговский коллектив, где у нее несколько главных ролей в спектаклях, собирающих аншлаги. А зрители и критики все не устают сравнивать: похожа или не похожа она на своего отца, народного артиста СССР Кирилла Лаврова, "отдыхает" или "не отдыхает" на ней природа, как это бывает с детьми великих?
- Наверное, до гробовой доски будут сравнивать меня с отцом, - вздыхает Мария Кирилловна. - Конечно, меня это задевает. Хотя стараюсь об этом не думать. В особенности когда работаю над ролью.
- А когда переходили в свое время в БДТ из ТЮЗа, никаких сомнений не испытывали? Ваш отец был тогда уже художественным руководителем театра, "доброжелатели" сразу зашептались: и жена его здесь работает, и дочь привел...
- Пригласил меня не он, а Адольф Шапиро, который ставил в БДТ "Вишневый сад". Я играла в нем с блистательными актерами старшего поколения товстоноговцев - Евгением Лебедевым, Николаем Трофимовым, Олегом Басилашвили. До сих пор с огромным удовольствием вспоминаю ту работу. Переход в театр оказался очень естественным. Как бы хорошо ни работалось мне в ТЮЗе, все-таки я не "детская" актриса. А в БДТ всегда хотела работать. Он же мне с детства родной и близкий. Я ходила на премьерные спектакли родителей, бывала за кулисами, дома постоянно слышала разговоры мамы с отцом об их театральной жизни.
- Критиковали отца за те или иные его спектакли?
- Случалось, особенно в юности, со всем присущим этому возрасту максимализмом. Но больше "доставалось" ему за кинороли. Нам с мамой очень не нравился, например, его пьяница граф из фильма "Мой ласковый и нежный зверь". Казалось, что это не папина роль.
- То есть вам нравится "правильный" Лавров, "герой", играющий конструктора Королева, вождя мирового пролетариата Ленина?
- Мне нравится, когда его роль органично совпадает с его собственными личностными качествами.
- А для вас как для актрисы важно, кого играть, в каком спектакле, у какого режиссера?
- У меня такая профессия, что "оглядываться" на настроение нельзя - останешься без работы. Дают роль - изволь работать. Я первым делом стараюсь понять, чего хочет от меня режиссер. Соизмеряю это со своими ощущениями, переживаниями, жизненным опытом. Вот сейчас мы репетируем пьесу "Копенгаген". Ее взялся ставить Тимур Чхеидзе. Мне поручена роль жены великого ученого Нильса Бора. Взяла в библиотеке книгу о нем. Узнала, в частности, что в юности он увлекался датским философом Киркегором. Прочла и того. Оказалось, целый мир, к которому я раньше не прикасалась - не было такой возможности. Меня это так увлекло!.. А ходить самой от режиссера к режиссеру, предлагать себя на какую-то роль - нет, это не для меня, в этом смысле я не боец. Как, кстати, и мои родители. Папа мог "биться" за других, помогал и знакомым, и незнакомым людям. Но никогда не хлопотал за себя и своих близких.
- Да, это видно хотя бы по тому, как сложилась жизнь в БДТ его жены и вашей матери талантливой актрисы Валентины Николаевой. Играла немного, чаще - не главные роли. В то время как Кирилл Юрьевич был ведущим актером.
- В какой-то момент мама сама сделала выбор, пожертвовав театральной карьерой в пользу семьи. Из двух актеров в одном доме кто-то должен уйти "в тень". Я у них - достаточно поздний ребенок. Плюс еще мой старший брат. И мама "кинула" себя на нас. А театр такого не прощает. Ему нужно отдаваться целиком. Когда я поступила в театральный институт, мама ходила на мои студенческие спектакли. Очень боялась, что я окажусь профнепригодной. Когда поступала туда, все знали, что я дочь "того самого Лаврова". Это угнетало и меня, и моих родителей. Но за профнепригодность отчислили бы непременно, тут уж никакое "кровное родство" не помогло бы. Да отец никогда не участвовал в моих студенческих, театральных делах. У него на нас времени не было. Он появлялся дома редко, как ясное солнышко зимой. Посветит, приласкает, и опять уедет на гастроли или съемки.
- Осознавали, что рядом с вами - великий актер?
- Папа сам никогда не относился и до сих пор не относится к себе как к великому актеру. Он даже "лучшим среди равных" себя не считает. Работает удачно - да, старается. Вот и все. Всегда удивляется, когда его хвалят за какую-то роль. И мы к нему всегда так относились. Что знали наверняка - так это то, что папа у нас очень обаятельный.
- Он по дому что-то делает?
- Любит мастерить, мечтает поработать на даче. Но у него не хватает времени ни на дом, ни дачу. А сейчас, когда мы остались без мамы - и желания, кажется, такого уже нет.
- Ваша дочь, внучка Кирилла Лаврова, 13-летняя Ольга играет вместе с вами и дедом в спектакле "Перед заходом солнца". Чья идея была дать ей роль в этом не детском, сложном спектакле?
- Режиссера Григория Козлова. Там участвуют дети и других актеров. Оля в театре с малых лет. Постоянно беру ее с собой - сначала оставить было не с кем, потом она сама стала проситься. Уже "заболела" театром. Когда подрастет, выскажу ей, наверное, все резкие доводы против профессии артистки. "Давить" на ее выбор не буду, но предупрежу, что многого будет лишена, если выберет сцену. В частности, покоя, душевного равновесия. Если бы мои родители со мной об этом поговорили, может, я и задумалась бы: идти ли по их стопам?
- Отец помогает вам в театральной работе?
- Как худрук, он никогда не вмешивается в действия режиссеров. А как отец может помочь, подсказать что-то.
- У Кирилла Юрьевича Лаврова и в театре, и особенно в кино роли все больше героические, положительные. У Марии Кирилловны Лавровой роли философские, с длинными глубокомысленными диалогами. Не боитесь так и остаться в этом жанре "на веки вечные"?
- Хорошо бы, конечно, сыграть роль "с превращениями", заявить о себе в чем-то неожиданном. Характерные роли дают массу возможностей исполнителю. Они выигрышные. Я и пострадать люблю, и попеть. Танцую хорошо - в детстве занималась хореографией. Но актер, как известно, профессия зависимая. Нас выбирают. Нам предлагают. Пока, слава Богу, нет отторжения ни от какой из сыгранных и предлагаемых ролей. Театр всегда привлекал меня как коллектив единомышленников, где категорически неприемлемо "тянуть одеяло на себя". Для меня важно на сцене, чтобы завораживало само действие, а не собственная игра или то, что играешь рядом со "звездой".
- Но сейчас как раз время индивидуальностей. И Театр Товстоногова, видимо, совсем иной, чем был при самом Товстоногове?
- Как театр может быть "его", если Георгия Александровича уже больше 10 лет нет на свете? Время другое, да. Атмосфера в театре иная. Но остались привитые Товстоноговым традиции, культура сценического бытия, этика взаимоотношений на сцене и вне. И, надеюсь, останутся надолго.
Беседу вела Людмила Безрукова
Буловинова А. Мария Лаврова: В театральный институт меня брали авансом // Вузовские Вести. 2001. №18. Сентябрь

С актрисой Марией Лавровой мы познакомились после пресс-конференции, которая проходила в фойе малого театра в преддверии летних гастролей Российского государственного Академического Большого драматического театра имени Г.А. Товстоногова в Москве. Она приехала вместе с другими представителями знаменитой труппы во главе с художественным руководителем театра, народным артистом СССР, лауреатом Государственных премий Кириллом Лавровым. Среди приехавших были известный режиссер Темур Чхеидзе, три постановки которого - «Антигона» Ануя, «Макбет» Шекспира и «Борис Годунов» Пушкина - были включены в гастрольный репертуар, и народная артистка России Елена Попова, обладательница Национальной театральной премии «Золотая маска». Там довелось узнать, что Мария Лаврова не только актриса легендарного театра, но и дочь именитого мастера. К тому же ее мама, Валентина Александровна Николаева, также актриса БДТ, и со своим будущим мужем и отцом дочери она встретилась в Киеве, куда поехала по распределению, окончив студию МХАТ, а Кирилл Юрьевич приехал туда к своему отцу - артисту после армии. Уже по завершении гастрольной программы, в рамках которой Мария Лаврова демонстрировала свое творчество (в трех спектаклях из восьми), мы познакомились с нею поближе. 
- Мария Кирилловна, как Вы стали актрисой? 
- По большому счету как-то все получилось само собой: другого выбора не было, потому что все детство прошло а театре. Помню, что когда мне было пять-шесть лет, в БДТ выпускали «Ревизора» Гоголя и родители брали меня с собой в театр - не с кем было оставлять. Мне очень нравилась Мария Антоновна в исполнении Натальи Теняковой и хотелось ей подражать. Я знала наизусть чуть ли не все роли этого потрясающего спектакля в котором Хлестакова играл Олег Басилашвили, Осипа - Сергей Юрский, Анну Андреевну - Людмила Макарова, а Городничего - папа. И когда у нас бывали гости, мы с ним делали всякие экзерсисы - разыгрывали сценки из «Ревизора».
И учиться-то пошла в ЛГМТМиК (Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии) к замечательному педагогу Аркадию Иосифовичу Кацману, которого, к сожалению, уже нет. Наш актерский курс оказался последним, который он довел до конца Работая вместе со Львом Додиным (он был у него вторым педагогом), они выпустили два знаменитых курса перед нами. На первом из них был поставлен широко известный дипломный спектакль «Братья и сестры» по Федору Абрамову, а на втором «Братья Карамазовы» по Достоевскому. Там же была осуществлена постановка самого популярного спектакля в Питере «Ах, эти звезды!», на который невозможно было прорваться - стояла конная милиция. Кстати, с этого курса Петр Семак, звезда додинского театра, который играет одну из главных ролей в спектакле БДТ «Аркадия». Правда, на нашем курсе Льва Додина уже не было: к тому времени он стал художественным руководителем Малого драматического театра. Поэтому мы учились только у Аркадия Иосифовича Кацмана, чем очень горжусь. Я люблю своего педагога. Более того, считаю, что актрисой-то стала благодаря тому, что училась у него. И если говорить о том, когда по-настоящему захотела стать и начала ощущать себя ею, то это как раз не тогда, когда подавала заявление, чтобы поступить в театральный, а когда начала учиться и под чутким руководством Аркадия Иосифовича погрузилась в суть актерской профессии. Именно тогда я почувствовала вкус к ней, и мне стало интересно. Потому что до этого, хотя и росла в актерской семье, но все воспринимала как бы со стороны.
- Это очень важный момент!
- Да, поэтому считаю, что должна быть благодарна Аркадию Иосифовичу. Причем то, что он дал мне, начала оценивать спустя годы, когда работала в Ленинградском ТЮЗе. Я осознавала, что у меня есть та основа, на которую могу всегда опереться, она держит меня на плаву и не дает потонуть в бушующем театральном море. И это дает уверенность в себе.
- А в чем особенность Вашей актерской школы?
- Кацман и Додин - это одна школа. И встречаясь в общей работе с Петей (хотя в спектакле «Аркадия» мы не взаимодействуем), все равно чувствуется, что это родной человек: мы с ним говорим на одном театральном языке. Поэтому после окончания института многие ребята с нашего курса пошли показываться Додину, и нескольких он взял. Но проработав у него больше года, они сбежали. Не он их учил... Лев Абрамович — достаточно авторитетная фигура, и его театр уникален. Это - театральная семья, где он - папа, а его бывшие студенты-артисты - детки. Поэтому здесь сложилась неординарная атмосфера: случайных людей там практически нет. Но школа была одна. Могу пояснить: мне кажется, что она более аскетична и сдержанна по сравнению с другими.
- На Вашей актерской индивидуальности это сказалось?
- Конечно.
- А как Вас учили актерскому мастерству?
- Четыре года учебы определили (во всяком случае, до сих пор!) мою актерскую судьбу, заложив мощную базу, которая помогает. Хотя дипломный спектакль на нашем кypce фактически был один, «Три сестры» Чехова - в отличие от других курсов или театральных институтов, где сдают по три, четыре, пять работ на диплом, - но зато мы репетировали его два года. Это была настолько серьезная и глубокая работа, что оказалась школой на всю жизнь.
- Вы, конечно, играли одну из сестер?!
- Ирину, хотя поначалу безумно хотела играть Машу... Наша работа по мастерству актера строилась по такому принципу: студенты делали творческие заявки, то есть каждый должен был самостоятельно выбрать отрывок из литературного произведения (до «Трех сестер» запрещалось брать драматургию), разобрать его и показать педагогу. Например, в первом семестре второго курса мы делали только русскую классику и только прозу. Взяв какую-то сцену, предлагаешь какому-нибудь однокурснику разобрать ее по сквозному действию и событию: что делаем, чего хочется, чего друг от друга добиваемся. Так определяешь свою сверхзадачу, без репетиций и мизансцен. С этим выходишь на показ - делаешь пробу. В течение семестра их набиралось от десяти до двадцати. И чем больше, тем лучше, - считал Аркадий Иосифович. Это была настоящая пахота: очень тяжелая работа. И это потому, что Кацман, как и Додин, были жесткими педагогами. У них была жесткая дисциплина. Поэтому, если на нашем курсе начинали учиться 30 с лишним человек, то окончили его только двадцать. Некоторые, не выдержав нагрузки (работали еще по субботам, воскресеньям и даже в каникулы!), переходили к другим преподавателям или уходили вовсе... И все время шли разные показы. А ближе к экзамену Аркадий Иосифович говорил: - Маша, кажется, ты хорошо выглядишь вот в этой работе, поэтому ее будем выносить на экзамен. Так он обращался к каждому. А затем еще что-то выстраивали мизансценически. Но первоочередной оставалась импровизационность — свобода! Так нас учили ремеслу по системе Станиславского.
- Его система действительно помогает в творчестве?
- Меня по ней учили, и по-другому не умею, Это - палочка-выручалочка! Когда у меня что-то не получается, то раскрываю книгу Константина Сергеевича и читаю. Для меня это некая терапия, даже психотерапия: так он на меня действует. Станиславский сделал актерскую профессию настолько творческой, а к актеру отнесся таким большим уважением (именно как к творческой индивидуальности), что это помогает выполнять не только то, что задумывает режиссер, но и быть самостоятельной творческой личностью на сцене, как художник, поэт или писатель.
- Вам нравится свобода самовыражения?
- Мне вообще нравится, что на сцене я могу делать свое личностное высказывание а любой роли, будь то в «Антигоне» (в одноименной пьесе Жана Ануя}, в Ханне из «Аркадии» Тома Стоппарда или в Беттине, старшей дочери тайного советника господина Клаузена в драме Герхарта Гауптмана «Перед заходом солнца».
- А ощущали Вы поддержку своих родителей в тот момент, когда поступали и учились в театральном институте? Вообще-то они хотели, чтобы Вы стали актрисой?
- Они занимали абсолютно нейтральную позицию; не говорили ни «да» ни «нет». Что означало хочешь- поступай, не хочешь- не поступай. Естественно, никакой помощи не оказали: никто ни куда не ходил и не просил за меня. Но сейчас я понимаю — при поступлении, конечно, все знали, что я дочка Лаврова и думаю, меня брали авансом. Ведь в 17 лет я из себя ничего не представляла.
Алла БУЛОВИНОВА
 
P.S. 7 мая 2001 года Владимир Путин подписи Указ о присуждении Государственных премий PФ 2000 года в области литературы и искусства. В соответствии с ним Государственные премии в области театрального искусства были присуждены Нюганену Элмо, режиссеру-постановщику, Кочергину Эдуарду Степановичу, художнику-постановщику, также Лавровой Марии Кирилловне, Семаку Петр Михайловичу, Толубееву Андрею Юрьевичу, Фрейндлих Алисе Бруновне, исполнителям главных ролей в спектакле Российского государственного академического Большого драматического театра им. Г.А. Товстоногова «Аркадия» по пьесе Т. Стоппарда.
Буловинова А. Мария Лаврова: Играть с папой на одной сцене немного смешно // Вечерняя Москва. 17-23 августа 2001

Среди молодых актеров, принявших участие и московских гастролях легендарного товстоноговского Большого драматического театра, была и Мария Лаврова, дочь ведущего, артиста БДТ — знаменного и по своим киноработам, и по неуcтанной общественной деятельности Кирилла Лаврова. Какая она, выросшая под
требовательным оком своего отца? Да еще и мама, Валентина Александровна Николаева — тоже артистка, тоже в БДТ... В 1987 году Мария закончила ЛГИТМиК, несколько лет работала в ТЮЗе. А потом все-таки перешла в Большой драматический: (куда ж деваться, если родители с раннего детства брали ее сюда с собой на все спектакли!)
— Актрисой я стала, потому что у меня, получается, действительно и выбора-то не было. Например, я помню, как ходила на репетиции «Ревизора» - мне тогда было лет пять-шесть, и оставить было не с кем. Как мне нравилась Марья Антоновна в исполнении Натальи Теняковой, мне так хотелось ей подражать! Я наизусть знала чуть ли не все роли этого потрясающего спектакля, где Хлестакова играл Басилашвили, Осипа - Юрский, а Городничего - папа! И, когда к нам приходили гости, мы с ним разыгрывали маленькие сцепки из «Ревизора».
— Родители не возражали против поступления в театральний?
— Они заняли нейтральную позицию – ни да, ни нет. Но сейчас я понимаю: все тогда, конечно, знали, что я - дочка Кирилла Лаврова. И думаю, что брали меня авансом. Ну что я представляла собой и 17 лет?
— У вас преподавал Лев Додин?
— Я попала к Аркадию Иосифовичу Кацману – наш курс оказался последним, который он довел до конца. Додин был у него вторым педагогом, они выпустили два знаменитых курса перед нами. А на нашем курсе Додина уже не было - к тому времени он уже стал художественным руководителем Малого драматического театра. Кацман и Додин - это одна школа. И, встречаясь в общей работе с Петей Семаком, звездой додинского театра, я чувствую, что он мне в этом смысле родной человек. Не зря же после окончания института многие ребята с нашего курса пошли показываться Додину, и нескольких он взял. Но, проработав у него больше года, они сбежали - все-таки сказалось, что не он их учил... В театре Додина очень неординарная атмосфера - там не то что случайного, там полуслучайного человека нет.
— А в чем единство школы?
— Мне кажется, она довольно аскетична, сдержанна. О ее серьезности говорит хотя бы то, что дипломный спектакль «Три сестры» мы с Аркадием Иосифовичем репетировали два года. Я играла Ирину, хотя очень хотела играть Машу. Это была настоящая пахота! Кстати сказать, из тридцати поступивших на курс к Кацману его закончило двадцать.
— Чем вам не приглянулся знаменитый питерским ТЮЗ?
— Мне нравилась его легкая, неакадемичная атмосфера. Но не нравился его тяжелый зритель. Нужно быть фанатом-тюзовцем или актером с особым призванием от Бога, чтобы всю жизнь проработать с детьми.
— Как из ТЮЗа попадают в БДТ?
—Меня пригласил туда Адольф Яковлевич Шапиро - в спектакль «Вишневый сад» на роль Ани. Он же тридцать лет возглавлял Рижский молодежный театр, ТЮЗ практически, и как тюзовцы мы были знакомы. Я репетировала у Шапиро Чехова, оставаясь актрисой ТЮЗа. Но потом наш питерский режиссер Андрей Максимов пригласил меня играть в БДТ Веру в «Последних» Горького. И художественный совет оставил меня в театре.
— С каким чувством выступили на всемирно знаменитую сцену?
— Роль Ани далась мне без особых усилий. Но вот что касается этих подмостков - я же на эту сцену с детства смотрела как на сказку какую-то. Поэтому, когда я вышла на нее первый раз, у меня просто подкосились коленки: «Мамочка мол, что я делаю?! Неужели я здесь буду артисткой?!» А теперь еще представьте себе цветник, в который я попала: Раневская - Светлана Крючкова, Гаев - Олег Басилашвили, Фирс - Евгении Лебедев, Шарлотта – Алиса Фрейндлих... 
— И как отнеслись к вам корифеи?
— У всех было ко мне теплое отношение - меня же знали с детства. В какой-то трудный момент в «Вишневом саде» меня очень поддержала Алиса Бруновна - она всегда может удачно подсказать. И особенно заботлива к молодым актерам.
— А что, простите, папа?
— По-моему, за мой дебют ему не пришлось краснеть.
— В «Последних» он играл главную роль, а вы - его дочку. Вы не запутались во всех этих сценичско-родственных отношениях?
— У меня был один явный просчет. Мне-то казалось, когда я выйду с ним на одну сцену - родственные связи помогут мне создать нечто такое неуловимое, тонко-художественное... Но, кроме зажима оттого, что он мой родной папа, я больше ничего не почувствовала. И я заставила себя относиться к нему как к партнеру. Постаралась убрать все скрытые родственные линии - оказалось, они мне действительно только мешали.
— А как он чувствовал себя на одной сцене с дочкой?
— Ну, это его надо спросить. Но мне всегда было немного смешно, когда он, глядя мне в глаза, что-то играл. Все-таки нелепость какая-то в этом была.
— Вы к каким ролям тяготеете? Какое вам ближе амплуа?
— После того, как я прочла высказывание Мейерхольда по поводу того, что каждый плохой артист мнит себя трагиком, я подумала: ни-ни! я - комедийная! Но вообще-то я - разная. Хотя считаю, что без юмора все занудно.
— Есть ли роль, о которой вы мечтаете?
— Я просто боюсь остаться без работы. Такой животный страх испытывает, наверное, каждый актер. Был сезон, когда я играла, но не репетировала ничего нового - так я в такую панику впала! Стала срываться, достала мужа, родных. И сразу дала согласие играть в Театре русской антрепризы имени Андрея Миронова. Мы сделали три пьесы Бернарда Шоу.
— Вы всю себя отдаете театру?
— Я этого не делаю, не хочу и не буду делать! Все-таки моя главная жизнь - это семья: муж и дочка. Я следую закону природы.
— Тогда давайте про мужа.
— Я его обожаю. Когда-то он начинал осветителем на «Ленфильме», а сейчас мастер по свету на телевидении. Мы познакомились, когда я еще училась в школе, в кафе на Петроградской стороне. Там собиралась неформальная молодежь, хиппи — не хиппи. Он ходил в шинели и с длинными волосами. Говорили о Сартре, подпольной литературе, пили вино, ездили гулять за город. Начался роман. А когда я поступила в театральный, мы расстались - на личную жизнь у меня просто не хватало времени. Но на третьем курсе я встретилась с ним на дне рождения у подруги. И с тех пор - всё!
— Муж не ревнует вас к профессии? 
— Ревнует. И говорит, что хотел бы чаще видеть меня дома. Но на премьеры всегда приходит с цветами.
— А дочка?
— Оле в августе 11 лет. Она хочет быть только актрисой! Уже выходит на сцену в спектакле «Перед заходом солнца».
— То есть вы тоже оставили ее без выбора? А кто больше занят ее воспитанием?
— Я все-таки. Когда она еще ходить не умела, я везде таскала ее с собой в «кенгурятнике». А выбор ей предоставлен: сначала она занималась хореографией,
сейчас музыкой, к тому же она неплохо рисует.
— Каким главным качеством, по-вашему, должна обладать женщина-актриса?
— Терпением.
Встречалась Алла БУЛОВИНОВА