Эдуард Кочергин сделал оформление очень красивое и многозначительное: сцена убрана в зеленое, увешана светильниками и клетками с живыми поющими канарейками (потом клетки к тому же украшают изящными букетами), ступени полукругом сбегают в партер, а на площадке зеркально возвышаются ступени (или, вернее, ряды) античного амфитеатра. Свет рампы парадоксально бьет не спереди, а из-за этих рядов — в определенные моменты спектакля оттуда веером поднимаются лучи. В дальнем проёме виднеется кирпичная кладка — часть закулисья. В центре площадки оказывается белое кресло, по форме отдаленно напоминающее жертвенник. Театр — храм. Театр — великое и прекрасное поприще... Кому принадлежит эта красота, кто играет в этом зелёном «лесном» театре — Гурмыжская, Несчастливцев или вообще все, кто попадает в это пространство?
Этот старый наивный театр, признающий обильный грим, парики и пыльные костюмы — и есть то волшебное искусство, ради которого можно бросить все на свете?.. Но театральные намеки, разбросанные по всему спектаклю, говорят о том, что идеальный театр — совсем другой, он окружает героев незримо для них. Этот театр то приоткрывает свое закулисье, подсвеченное специально установленными фонарями, то подмигивает светильниками на ярусах в самом зале... Этот театр — БДТ. В финале Несчастливцев с Аркашкой присаживаются перед дорогой, и тут выясняется, что они уже пришли. Звучат, перебивая друг друга, перекликаясь и отзываясь, голоса из легендарных спектаклей, голоса великих артистов и самого Товстоногова.
Евгения Тропп «Черный лес»
(«Петербургский театральный журнал». 2000 г. № 21)
