Бесприданница (1935)

Повесть о затравленной «волками» бесприданнице не может трогать и волновать, если фигура Ларисы не обрисована иными красками, чем дикая среда, ее окружающая. Подобно Катерине в «Грозе», Ларисе хочется взлететь и вырваться на волю из жуткого «табора», в котором она вынуждена жить. В исполнении артистки Казико образ Ларисы рисуется крепко стоящим на земле, насыщенным не призрачными, но жизненно крепкими страстями. Снимаются черты «эфирности» и «неземного», о которых говорится в пьесе. Поскольку это говорят «волки», можно, конечно, им не верить. Нет никакой надобности рисовать героиню романтического склада с чертами приторной сентиментальности «прерафаэлитов». Пусть она крепко стоит на земле, и земные страсти охватывают ее. В этом плане артистка Казико ведет роль удачно, убеждая зрителя драматичностью своей игры. Реализм Островского подменяется лирическим психологизмом. «Настроение» заполняет «атмосферу» сцены, с которой изгоняется всякая сильная страсть, уступая место тихим вздохам и печальной беспомощности. Поиски живых человеческих страстей самым неожиданным образом приводят к давно отвергнутой «замочной скважине», через которую подглядывается жизнь безвольных, лишенных силы протеста людей.

Долго стоит бедная бесприданница у самой рампы; «крупным планом» вырисовывается на мрачном фоне ее освещенная фигура. Прощаясь в предсмертный час с людьми, она даже не замечает Вожеватова, говорит с ним беглым, равнодушным тоном обычного комнатного разговора и без борьбы уходит из жизни — в какую-то прекрасную даль.

Александр Гвоздев «Две «Бесприданницы»
(«Советское искусство», 29.01.1936)